Пока яма была освещена, Наката успел достаточно подробно рассмотреть своё узилище и теперь легко ориентировался в нем. Теперь ему хватило пары шагов, чтобы оказаться на том месте, где упала нежданная посылка. Подошел, поднял, развернул, пощупал руками, принюхался. Вот теперь он удивился по-настоящему – ибо в свертке оказалась пресная лепешка, достаточно пропечённая и почти не подгорелая.
Раньше он не предполагал, что орки пекут хлеб – да и от других такого не слышал. Быть может, дело было в том, что даже когда трапперские прайды захватывали и грабили орочьи поселения, у них просто элементарно не было ни времени, ни желания тщательно обыскивать жалкие лачуги, да еще и разбираться в примитивном орочьем быте. Равно и не было необходимости интересоваться орочьей едой. За редким исключением орки сами по себе являлись добычей – ценной и желанной, что уж там говорить о каких-то естествоиспытательных наклонностях не склонных к морализаторству и излишней сентиментальности трапперов.
Лепешка оказалось чёрствой, но не плесневелой. Но будь она даже плесневелой или с гнильцой, Наката, как настоящий траппер, то есть человек, который не знает слова «брезгливость», вполне удовлетворился бы и такой. Что уж говорить о нормальной еде? Ему показалось, что вкуснее хлеба он не ел никогда в жизни.
Все же Накате хватило выдержки не глотать поспешно каждый кусок, а тщательно его пережевывать – любая еда служит, прежде всего, для поддержания сил, так стоит ли ее переводить столь бездарно? И лишь подобрав с ладони последнюю крошку, он сообразил, что следовало бы придержать кое-что про запас – неизвестно, сколько еще его продержат в этой яме и когда покормят в следующий раз. И настанет ли этот «следующий раз» вообще…
Небольшая передышка и последующее происшествие вывели его из состояния тупого оцепенения, придали сил и уверенности. Не стоило терять времени. Наката повернулся к своей четвертой ступеньке и принялся за работу – с упорством и постоянством, достойным своих предков, далеких и не очень…
Вся работа заняла примерно часа четыре – может даже и больше, где там было считать. Наката изгваздался в грязи, дважды срывался с высоты двух своих ростов – второй раз приземлился неудачно, в колене что-то хрустнуло, и сгибалось оно теперь через боль. Однако ниппонец не зря слыл человеком упорным. Он продолжал работу до тех пор, пока с последней вырубленной ступеньки не дотянулся рукой – её ошмётками – до крышки, накрывавшей яму, его узилище. Вот тут, чуть не впав в отчаяние, Наката понял – до люка ему не дотянуться. И всю крышку, упираясь ногой в столь слабую опору, как выдолбленная в земле ступенька в полторы пяди глубиной, ему ни за что не поднять…
Сколь ни велико было его отчаянье, но он, хоть и с великим трудом, удержал себя в узде – не закричал и не впал в истерику. Вися на пальцах левой руки – ногти, о ногти, их просто не стало к концу адова труда! – правой он принялся методично ощупывать крышку в поисках хоть чего-нибудь, что могло помочь ему выбраться.
Ещё успел подумать, что, пожалуй, доиграется и снова сорвётся. И накаркал – сорвался. В темноту. С высоты двух с половины ростов.
Невысокий, крепенький, мордастый орк подбросил дров в очаг. Улыбнулся Яну добродушно – если, конечно, орочью улыбку-оскал можно назвать добродушной. Сунул в огонь железный прут. Для чего сунул – прекрасно было понятно.
Ян в страхе и бессильной ярости завертелся ужом в путах. Куда там! Отличные у орков верёвки оказались – тяни не тяни, не разорвутся. Даже не растянутся. Руки и ноги вон уже неметь начали…
Орк – вот тебе и тупое животное! – понял причины потуг траппера. Опять оскалился. Что-то прощебетал-проскрипел. Два здоровых орка у дверей заухали. Наверное, веселились так.
Отсмеялись, подошли. Прижали его к столу. Малыш орк достал из огня раскалённый прут. Голой ладонью, от чего у Яна мороз по коже побежал. Пока мороз – скоро жарко станет. Он старался не показать виду, что боится. Готовился к боли – и настраивал себя, что не даст этим паршивым оркам насладиться видом его слабости, его унижения…
Но заорал всё же, когда горячий металл с шипением прожёг кожу. И потом еще орал – долго и мучительно, срывая легкие. Пока не потерял сознание.
Крик, это был человеческий крик!...
Этот жуткий полурёв-полувой застал Накату на середине его рукотворной лестницы, куда он вскарабкался на одном только упрямстве, игнорируя боль от синяков, ссадин, разбитого колена и стертых чуть не до костяшек кистей рук. Он заставил его замереть на секунду, а потом рвануться вверх, забыв про всякую осторожность и чувство самосохранения.
Этот крик – если это был человеческий крик – принадлежал, скорее всего, Яну. Трудно было представить себе, что он должен был испытывать, чтобы так кричать. Наката и не пытался – просто лез вверх, забыв себя в безумной попытке вырваться наружу.
И он добрался… почти. Когда до крышки оставалось пару дюймов, не больше, сверху раздался знакомый скрежет – кто-то открывал крышку люка. Потом давешний орк, привлеченный шумом учиняемой в яме возни, всунул в образовавшуюся дыру свою морду. У Накаты было лишь несколько мгновений, чтобы воспользоваться временной слепотой своего тюремщика – призрачный шанс, практический никакой, учитывая расстояние в пару ярдов, которые надо было преодолеть, чтобы до орка добраться. Но он был, и ниппонец рискнул.
Все силы, что у него оставались, он вложил в этот отчаянный бросок. И достал-таки. Уже падая спиной вниз, в пустоту, одной рукой вцепился в волосы врага, собранные в пучок на затылке, рванул. Тот взвизгнул – скорее от неожиданности, чем от внезапной боли, - подался вверх, таща за собой повисшего на волосах пленника. Взвизг его перешел в сдавленное сипение и громкий отчетливый хруст, когда Наката перехватил его за шею.
Орк обмяк и, сначала медленно, а потом все быстрее, стал сползать вниз – в яму. Наката рванулся по нему вверх, перехватываясь за одежду, и отчетливо сознавая, что не успевает. Тело врага полетело в черноту узилища как раз в тот момент, когда он зацепился за край крышки и готовился оттолкнуться ногой от столь ненадежной опоры. Нога соскользнула, конечно, и ниппонец повис, раскачиваясь, в полушаге от свободы – такой же недостижимой, как и прежде. Сил подтянуться уже не оставалось.
С отстраненным равнодушием он считал секунды до того момента, когда разожмутся сведенные судорогой пальцы и он снова рухнет на дно ямы. Готовился к этому. И все же испытал некоторое разочарование, когда все так и случилось.
В падении он кошкой извернулся в воздухе, сгруппировался и приземлился прямо на лежащее под ним тело – хоть на это его хватило. Ощупал орка – зная живучесть тварей, следовало убедиться, что тот действительно мертв. Осмотр его не удовлетворил: орк был действительно мертв – Наката сломал ему шею – но на нем не было ничего, кроме одежды и ножа. И ничего, что могло бы помочь ему выбраться наружу…
