Багаева подтверждающе кивнула. Ее клонило в сон, но девушка с нетерпением ждала рассказа Андрея.
— На твоем темени показаний не было, а на моем лбу были, понимаешь? Цепь измерения ра-бо-та-ла. И потом, объясни мне, неразумной женщине, почему мы не могли тебя разбудить? Объясни. Не можешь? А я могу. Твой сон перевел тебя в состояние классической комы. Сердце и легкие работают, мозг в отключке. Сознание покинуло плоть, где-то путешествовало двадцать восемь минут, а теперь сидит напротив меня и утверждает, что произошла ошибка.
Андрей ошеломленно смотрел на экран.
— Хочешь сказать, что мой сон отделяет сознание от тела?
— Мне все равно, что у тебя там отделяет. Меня волнует, почему это произошло в тот момент, когда я пустила вас в отделение без разрешения заведующей! А если б ты ласты склеил?
— Ольга, ну прости! — Андрей задумчиво листал графики, поглаживая изувеченную скулу. — Хм, интересно. Оказывается, во время комы у меня двигались зрачки, будто я продолжал находиться в фазе сновидений… Откуда они получали сигнал, если мозг не проявлял активности?
— Что вам снилось? — спросила Багаева.
— Я опять находился в теле девочки. Она чистила туфли, вероятно, своей мачехи. Потом в комнате погас свет. Мне стало жутко, точнее, девочке стало жутко. Потом пришла мачеха, вне себя от ярости. Она искала на ком ее выместить и раздавила единственную куклу девочки.
Темные глаза Багаевой широко раскрылись. Ему показалось, что она восприняла услышанное чересчур близко к сердцу.
— До того как исчез сигнал, у тебя участился пульс, — сказала Савинская. — Ты испытал страх. Ты испугался, что мачеха раздавит куклу этой девочки?
— Нет, девочка мне снилась в конце. Что же было в начале?
Андрей задумался. Чего он испугался? Потухшей лампочки? Нет. Что было до нее? Поезд, станция…
Стоп!
— Когда я садился на поезд, то вспомнил о существе на станции.
— Какой станции? — спросила Савинская.
— Каком существе? — спросила Багаева.
Каждое новое воспоминание давалось с трудом. Андрей выуживал их из подсознания словно нить из спутанного клубка.
— Станции, на которую я попал, открыв дверь. Эта дверь… Я не раз слышал о ней, изучая сновидения больных. Никто не мог войти в нее, но мне удалось.
— Что оказалось за дверью? — спросила Альбина.
— Станция метро. Старая, заброшенная, похожая на склеп. Большую ее часть укутывает тьма, в которой прячется жуткое существо. Еще там есть перрон, от которого отходит электричка.
— Вы сели в электричку, — произнесла Багаева, — она тронулась, а затем мы увидели, как исчезла электрическая активность головного мозга. Невероятно!
— Астральный путешественник, — вздохнула Савинская.
Образы сновидения вдруг нахлынули на него. Недостроенная дача, которая в реальности была закончена, отец, зовущий из-за двери, станция в мраморе, пугающее существо в темноте, свирепая мачеха…
— Вы не могли меня разбудить, когда я находился за дверью! — резюмировал Андрей.
Он напряженно задумался.
— Это как-то связано с комой, которую я перенес… Травма головы вызвала нарушение кровообращения в правом полушарии, из-за чего я оказался в восьмимесячной отключке. Интенсивная терапия восстановила работу головного мозга и вернула меня к жизни, поэтому я сейчас разговариваю с вами. Но теперь кома вызывается искусственно, психосоматически, через сон. — Он потер лоб. — Считается, что тибетские ламы способны погружать себя в состояние временной смерти, так называемого сомати. Их сознание выходит из тела, останавливая в нем жизненные процессы. Температура и давление падают, активность мозга не регистрируется. Сознание путешествует в иных сферах, но в определенный момент способно вернуться в тело и оживить его.
— Есть предположения, в каких сферах путешествуете вы? — спросила Альбина.
— Думаю, это самые недра человеческой психики. Мир древнего мифологического сознания, самый глубокий уровень сновидения. Недаром с древнегреческого «кома» переводится, как глубокий сон. Образы, которые мне явились — и падчерица, и мачеха, — похожи на архетипы, живущие в человеческой психике. Правда, для мужчин они нетипичны, но это уже предмет дальнейшего разбора. Удивительно то, что я вижу целый мир, который подчиняется своим правилам и своим законам. Люди в этом мире почти такие же, как мы.
— Андрей, — серьезно произнесла Савинская, — ты совершаешь путешествие в очень опасные области. Все может закончиться плачевно. Однажды электрическая активность в твоих извилинах не возродится, и ты навсегда останешься в своем сне.
— Я понимаю, но…
— Твой сон вызывает нарушение кровообращения. Пока некритическое, но ситуация может ухудшаться. Неужели ты как невролог этого не понимаешь?
— Понимаю.
— Ты томографию давно делал?
— Месяца полтора назад.
— Подойди к Новикову, запишись.
— Потом как-нибудь. Сейчас важно разобраться в элементах сновидения.
— Ильин, какой ты упрямый! Ты хочешь снова превратиться в растение?
— Не нужно преувеличивать.
— Я преувеличиваю? Я требую вскарабкаться на Эверест? Помилуй, я всего лишь прошу, чтобы ты сделал томографию.
Андрей поднялся из кресла.
— Я благодарен, что вы тут возились со мной. Но вы обе едва держитесь на ногах от усталости, а языки ваши плетут незнамо что. Уже два часа ночи, завтра всем на работу. Альбина, я вызову тебе такси…
— Не нужно, — ответила девушка. — Я живу в Купчино, утром придется ехать обратно через весь город. Я лучше устроюсь у медсестер в нашем отделении.
— Ну а я, с вашего позволения, домой! — уведомил Андрей.
Он подхватил портфель и торопливо вышел из сомнологического кабинета. Почти сбежал.
Дома Ильин был в начале четвертого. Сбросил одежду, повалился в постель, но уснуть не смог.
2
На следующий день работа закрутила его. Андрей не забыл о странных результатах ночного обследования, но на фоне рядовых будней они выглядели фантастически нелепо. Зафиксированный на ЭЭГ вегетативный статус казался ошибкой. Андрей уверял себя, что без труда бы определил ее, будь у него для этого время и желание.
Ближе к концу дня, когда более-менее значимые вопросы были решены, процедуры выполнены, а пациенты либо приняты, либо выписаны, в отделении установилось некоторое затишье. Возле стойки дежурной, окружив себя медсестрами и ординаторами, Костя Тюрин устроил маленькое представление в лицах.
— Значит, подходит вчера ко мне этот бравый малый, весь на понтах такой, — рассказывал он, указывая на санитара Каблукова, угрюмо стоящего в стороне. — Подходит, ключи на пальце вертит. Че, говорит, пешеход, все на метро ездишь? Давай, что ли, подвезу завтра на работу. Ну я не против, мне какая разница, на чем добираться. Откуда ж я знал, что он права вчера получил! И скажу я вам — лучше бы я дома остался…
