— Вот, гере профессор, доставили как велено. Которая в сорочке, она не пойми кто. В палевом графская дочка. А ваша в приютском мешке.
Голос принадлежал здоровенному жандарму, который шибанул Лару по руке. Ему ответил немолодой, скрипучий голос:
— Корнет, я так новеньких не принимаю. Сейчас ночь, время спать. Если вам начальство поручило заниматься арестованными, вот и занимайтесь!
— Эээ, — замялся здоровяк, сдвинув котелок на затылок. Забелела повязка с темными кровяными пятнами. — А куда ж их нам девать?
— Это ваши заботы, корнет. Сажайте хоть в карцер, хоть в башню, но утром извольте представить ту, которая моя, в пристойном и чистом виде. Остальных пусть забирает тот, кому они нужны.
С этими словами профессор в шапочке ушел, и у Лары с души гора свалилась. Ну, хоть до утра время есть!
— Стереги, — приказал верзила младшему. — Я схожу до штабс-ротмистра, как он распорядится. Что за порядки в Бургоне, к дьяволу! Старались, ездили, меня чуть не застрелили, а тут никому не надо! Если сейчас меня дежурный отошьет, как этот сморчок, я вообще разозлюсь! А ведь чрезвычайное положение!.. Спящее царство, разрази его гром!
«Бургон? — задумалась Лара. — Не Гестель? Но Бургон, это ж усадьба Его Высочества, на краю запретной зоны».
Молодой жандарм в шляпе походил у распахнутой дверцы, отошел к передку, что-то принес, потом легким скачком запрыгнул в фургон. Лара боязливо поджала ноги, но парень потряс ключами:
— Вылезете, разомнетесь.
Он помог им выбраться и снял осточертевшие намордники. Лис принялась плеваться, а затем яростно сказала:
— Вам это даром не пройдет. Вы оскорбили мое достоинство!
— Пока нет, — бросил парень, откупорив большую бутылку. — Пить хотите?
— Из ваших рук я ничего не приму!
— Ну, как вам угодно. А ты? — протянул он бутылку Ларе. Помедлив, та кивнула, и жандарм приложил горлышко к ее губам. Вода была теплая и отдавала пивом, но Ларе она показалась райским напитком праведников. Часть пролилась по подбородку на платье.
— Где ваше начальство? — наступала Лисси, хотя ноги едва держали ее.
— Как раз об этом я сейчас думаю, ан. Боюсь, оно спит.
— Немедленно освободите мне руки!
— Приказа не было.
— Я убегу от вас.
— Попробуйте. Кстати, где вы подобрали эту, светленькую?
— Я не буду вам отвечать! Вы нас похитили, как бандиты!
— Ну уж нет, совсем не так, — усмехнулся парень, нет-нет да поглядывая на Хайту. — Те поступили бы иначе.
— Зэ джиксе года буци нимо, — промямлила Хайта, потупившись.
— Стоп, сейчас я возьму обруч!
— Не трудись, — процедила Лара. — Тут железяк не нужно.
— Ты понимаешь ее без медиатора? — У жандарма глаза расширились.
— Нет, я кое-что другое понимаю. — Она рада была уесть франта. — Например, что нас не выпускали из фургона.
— Дьяволы. — Тут и жандарм опустил лицо, смущенный собственной глупостью. — А подождать вы не можете?
— Чтоб тебе на том свете так подождать, — с душой пожелала ему Лара. — Жандармская свинья.
«А пускай! Мне все равно пропадать, хоть выскажу ему, что хочу».
Парень что-то прорычал сквозь зубы, но распутал Хайту и сказал, приложив ко лбу свой короткий револьвер:
— Быстро. Рядом. Не пытайся бежать, здесь кругом патрули.
«О, гляди-ка, перевод освоил, — отметила Лара. — Догадливый. Но все-таки сволочь».
— А вот я вам ничего не обещаю! — пригрозила Лисси.
— Значит, побегаем. Жаль, недолго.
Верзила-корнет плутал долго и вернулся не один.
Он застал у электрокара милую картину. Тикен ругался с графской дочкой, а златовласка с приютской сидели на порожке фургона, болтая босыми ногами и любуясь этой сценой. Досуха выпитая бутылка валялась у заднего колеса, бечевка и наручники мирно висели на кронштейне кузова.
— Вы бессовестный, гнусный, безнравственный тип!
— Ан, выбирайте слова. Я при исполнении.
— Кто дал вам приказ издеваться над нами?!
— А кто велел вашей подружке выстрелить в корнета? У него голову рассекло, он ранен. Два пальца вправо, и прощай мозги.
— Мало ранен! Надо было в лоб! Я бы не промахнулась!
— Между прочим, это нападение на представителя власти. За это полагается тюрьма и каторга.
— А за похищение девиц вам положена виселица. Вы себя непристойно ведете!
— Где, когда?
— Зачем вы приставали к Хайте?
— Я?! Только поправил ей волосы.
Сарго заорал издалека:
— Эй, Удавчик, смотри, кого я привел!
Все оглянулись на голос. С корнетом шла высокая златокудрая девушка, правда, неряшливо одетая и растрепанная. В свете фонаря было видно, что ее лицо бледное, под глазами темные тени. Такие девки вьются у пивных и кабаков.
У Тикена поджилки дрогнули: «Безуминка! Ну, корнет, нашел кого притащить!»
— А-а, — протянула девица, уперев руки в бока, — Удавчик при деле, и сразу с тремя. Хорошо живешь, гаденыш!
— Безуминка, ты ошибаешься. Был приказ доставить их сюда.
— Ну-ну, загибай, не сломай. Эй, а это что за птичка? — Девушка нахмурилась, уставившись на Хайту. — Руни джа нисо?
— Джаку, нисо йайфа! — Та, буквально взвизгнув от радости, спрыгнула с порожка и бросилась к девице с объятиями.
«Точно, из одного племени», — убедился Тикен.
— Им надо вымыться и поесть, — прижав к себе мурлычущую Хайту, заявила Безуминка тоном ротмистра. — Мне начхать, арестантки они или кто. Пока девчонки не налопаются досыта, я их не отдам. А вы оба будете сидеть под дверью. Кто сунется в окно купальни, тот получит в рожу кипятком.
«А может, я тут жива останусь?» — вдруг вернулась к Ларе надежда.
— О, я сейчас усну, — простонала Лисси, влажная и розовая после мытья. — Я словно избитая, встать не могу. Который час?
Безуминка занимала в Бургоне отдельный коттедж. Тут было роскошно и захламлено. Шелковые шторы с кистями, стены затянуты атласом, на потолках лепные плафоны, хрустальные люстры с электрическими лампочками, пышная мебель на гнутых ножках, но вместе с этим всюду разбросанные тряпки, грязные тарелки на шикарных столиках, на полу книги и липкие пятна зеленой полынной настойки, на полочках и этажерках вперемешку пузырьки, баночки, фарфоровые куколки, спички, грубо вскрытые ногтями упаковки папирос.
