Глава 11
После удара молнии
«Где-то во Франции»,
май 1940 года
Такой стремительности от врага не ожидал никто — даже те, кто не доверял хваленой «линии Мажино». Предполагалось, что война не выйдет из неких рамок — как четверть века назад. Войска установят твердую линию Фронта, потом будет долгая череда битв, небольших отходов и наступлений.
Реальность оказалась совершенно иной. Французов просто отбросили на юг. А с ними — и британцев.
Случилось так, что в том самом городке, в котором квартировал британский отряд, и произошел его последний бой.
…Мэтью открыл глаза. Перед ним было небо, заслоненное каким-то темным предметом. Он все никак не мог сообразить, что это — как будто это представляло для него важность.
Почему-то стояла мертвая тишина. А когда он потерял сознание, все было не так. Шел бой, лейтенант приказал выбираться из развалин школы — но было уже поздно. Командира убило через пятнадцать минут, а что стало после, Мэтью не видел.
Он попробовал пошевельнуться. Это, как ни странно, получилось — почти нормально. Тут же вернулись ощущения, резкая боль пронзила ногу, и он непроизвольно сел.
Нет, кажется, всего лишь царапина. Значит, руки– ноги целы — уже хорошо. Но что же с ним случилось? Он никак не мог этого вспомнить, как ни старался.
Мэтью привалился спиной к каким-то обломкам, пытаясь сообразить, что с ним и где все свои. Они должны были покинуть город сегодня и попробовать пробиться к побережью. Ничего больше не оставалось — бой был проигран, это понимали все. Но и отступить не получилось.
Он еще раз посмотрел вверх, и вдруг с ужасом понял, — пока он сидит здесь и пытается хоть что-то вспомнить, балка над его головой не держится почти ни на чем. Небольшое сотрясение — и все это грохнется на него.
Мэтью поспешно отполз, стараясь не устроить этого самого сотрясения. Тут же он понял, что малейшее движение вызывает головную боль — нет, это было не ранение, похоже, что его контузило.
Двор школы, где стояла полевая кухня, сейчас был завален обломками. От самой кухни не осталось практически ничего. И никого не было поблизости — ни своих, ни врагов.
Может быть, отряд решил, что он, Мэтью, погиб, или его не смогли найти — и ребятам все-таки удалось прорваться? Трупов вроде нет.
Он, конечно, понимал, что это — вряд ли: скорее всего, трупы лежат под завалами. По ним била прямой наводкой артиллерия, и если его не ранило осколками, то это чудо. И теперь оставалось думать, что ему делать дальше.
Дорог было несколько. Самая простая — отыскать противника и сдаться. Собственно, можно и не отыскивать — найдут и так.
Или же попробовать дойти до побережья. Только что он там найдет? И сможет ли дойти — по территории, которой он, в общем-то, не знает. К тому же, враг просто обязан быть повсюду.
Можно еще и так — идти на юг, там французы пытаются сдержать врага. А если их разгромили, тогда надо как-то добираться до испанской границы. А это долго. И, опять-таки, рядом будут враги. А с его несколькими французскими фразами он, конечно, уйдет очень далеко. Это уже не говоря про одежду, которую придется раздобыть как можно скорее, лучше — прямо сейчас.
Вот только где?
Он вовремя успел спрятаться в развалинах, заслышав голоса. Говорили видимо, довольно громко, иначе он ничего не расслышал бы — слух еще не восстановился. И речь была чужой.
Враги!
Вероятно, у немецких солдат было задание — осмотреть развалины школы и прилегающих зданий. Скорее всего, они не ожидали застать живых — иначе пришлось бы соблюдать меры предосторожности. Но Мэтью был бы наверняка обнаружен.
Его спасло то, что едва не погубило.
Тяжелая деревянная балка, которая держалась на честном слове, наконец-то решила, что — хватит. И с грохотом сползла вниз, — до Мэтью долетело облачко пыли.
Кто-то из немецких солдат резко вскрикнул — должно быть, выругался. Некоторое время они о чем-то спорили, стоя в паре десятков футов от Мэтью. Наконец, послышались удаляющиеся шаги.
Видимо, было решено, что осматривать эти развалины не следует: экая глупость — пережить бой и погибнуть оттого, что на тебя грохнулась сверху какая-то гадость! И немецкая пунктуальность уступила место немецкому же здравомыслию — пускай потом это здание разбирает специальная команда.
Немецкое здравомыслие дало Мэтью передышку — хотя бы на время. Больше до самого заката никто его не беспокоил. Несколько раз ему казалось, что он слышит звуки стрельбы, но на очень большом отдалении. Должно быть, линия обороны откатилась далеко к западу и к югу.
Страшно хотелось пить. Голод пока что, как ни странно, его не мучил, а вот жажда становилась просто невыносимой. Но попробовать отыскать воду можно было только ночью, никак не раньше. А сейчас следовало час– полтора спокойно полежать здесь, и желательно — издавать как можно меньше шума.
Шорох послышался совершенно неожиданно. Мэтью медленно повернул голову. Неужели здесь остался еще кто-то из отряда?!
Но никакого шевеления он не заметил — до тех пор, пока его руки не коснулась мягкая шерсть. Кошка!
— Блэки? — шепотом позвал он. Вот этого уж никак не могло быть! Кажется, здесь не должно было остаться ничего живого.
Вместо ответа послышалось тихое мурлыканье.
Мэтью приподнялся на локте, дотянувшись до зверя. Да, судя по размерам, это была именно его кошка. Даже след от ошейника на шерстке сохранился, хотя сам ошейник куда-то исчез.
Как ни странно, головная боль вскоре прошла, словно бы зверь мог вытянуть из него эту мерзость. Сухость во рту и жажда оставались, нога слегка саднила — зато мысли прояснились. А кошка перебирала лапками, будто пыталась что-то ему сказать.
Как в ту ночь, когда он оказался под прицелом снайпера.
— Выбираться будем, зверь? — одними губами произнес Мэтью. И ему показалось, что кошка не только услышала его слова, но еще и ПОНЯЛА их.
Она что-то тихо промурлыкала. И снова, как в тот момент, когда он, сам не зная как, спасся от снайпера, чья-то воля мягко коснулась его сознания. Он понял одно — не сейчас. Нужно еще немного выждать, когда окончательно стемнеет.
Иначе — гибель.
Прошло еще часа два, когда Мэтью осторожно выполз из развалившегося здания. Здравомыслящие немцы были бы, пожалуй, поражены, если бы поняли, что англичанин выбрал себе в проводники кошку. Наверное, они сказали бы, что он слаб духом, раз после боя сошел с ума, причем настолько капитально. Возможно, даже презрительно посочувствовали бы.
Но в том-то все и дело, что Мэтью с ума не сошел. Во-первых, выбора у него все равно никакого не было. А во-вторых… Уж коли эта кошка спасла ему жизнь один раз, почему бы этому не произойти дважды? Но дело было даже не в этом. Просто он не мог не подчиняться. Чужая воля тащила его за собой — так кошка тащит в зубах своего беспомощного малыша, унося его подальше от опасностей.
