достаточно, – наконец ответил он. – Мы с моими офицерами обсудим этот вопрос после ужина. Я дам вам ответ завтра, обещаю ответить до обеда.
И тут вдруг заговорил тот самый молодой человек, что был в плену у барона. Мориц Ригсфельде несколько вызывающе сказал:
– Для нас это неприемлемо!
– Мне очень жаль, господа, разочаровывать вас, – продолжил Волков, – но мне нечего добавить к сказанному ранее. Могу только повторить: я дам вам ответ не ранее завтрашнего дня.
– Мы передадим ваш… – начал было генерал де Гриис, но его весьма невежливо перебил Мориц Ригсфельде:
– Вы напрасно тянете время. На что вы надеетесь? Что к вам придёт помощь? Никто к вам на помощь не придёт, остатки ваших войск уже в десятке миль отсюда, зализывают раны.
Ещё в палатке, при первом знакомстве, барону показалось, что молодой человек заносчив, просто сдерживается и скрывает эту свою черту, находясь в невыгодном положении, а тут его заносчивость проявилась во всей красе. И барон подумал, что это как раз хороший случай, сам идущий к нему в руки. Он решил позлить юнца и потому спросил у генерала де Грииса, глядя только на него:
– Господин генерал, должен ли я выслушивать этого юношу, он уполномочен говорить от имени вашего маршала? Или вы взяли его с собой только из-за его прекрасной кирасы?
Де Гриис и два других офицера повернулись к молодому человеку, в их глазах было замешательство. Волков сразу понял, что этот молодой человек непрост и де Гриис не может приказать ему замолчать, хотя прекрасно понимает, что слова Морица Ригсфельде могут испортить дело. Один из парламентёров даже что-то тихо сказал ему, но тем не менее молодой человек фыркнул и заявил с присущей ему заносчивостью:
– Мы настаиваем, чтобы ответ вы дали не завтра, а через час.
Он начинал сердиться, и Волков, подумав, что тот ещё больше разозлится, если его игнорировать, встал из кресла и, едва заметно поклонившись парламентёрам, произнёс:
– До свидания, генерал, жду вас завтра.
Он повернулся и пошёл, но надеялся, что молодой болван не даст ему спокойно уйти, и тот оправдал его надежды. Мориц Ригсфельде выпалил:
– Имейте в виду, барон, кроме пушек и казны, вы ещё отдадите и свой шатёр!
«Барон». Он назвал его по титулу, что в официальной беседе было недопустимо. Волков остановился, повернулся и сделал несколько шагов в сторону парламентёров; теперь он даже не взглянул на генерала, он пристально смотрел на юнца.
– Шатёр? С чего бы вам, юноша, так интересоваться им? Вы уже второй раз заводите речь о моём шатре.
– Он не ваш! – ответил тот высокомерно. – Он сделан в цветах благородного семейства, к которому вы не имеете никакого отношения.
– А вам-то что за дело? – спросил Волков умышлено вызывающе.
– Мне есть дело до этого шатра и до этой семьи, потому что моё имя Мориц Ригсфельде фон Штемведе цу Левенбах, и я настаиваю: вы вернёте мне шатёр, который принадлежал моему дяде, или не уйдёте с этих холмов живым!
Волков только улыбнулся ему в ответ и сказал:
– Я отобрал этот шатёр у храброго воина, с чего бы мне отдавать его какому-то наглому юнцу? Нет, господин Ригсфельде, я взял этот шатёр в бою, и отдам я его только с боем.
Мориц Ригсфельде покраснел, вылупил глаза и уже хотел что-то ответить, но Волков остановил его жестом: хватит болтать! И уже генералу де Гриису сказал:
– Я дам вам ответ завтра, до обеда.
Повернулся и пошёл к себе, довольный тем, как сложились переговоры. Его догнал майор Дорфус и, не скрывая радости, тихо произнёс:
– Кажется, генерал что-то высказывает этому Ригсфельде.
– Это хорошо; ещё генерал передаст разговор ван дер Пильсу, думаю, маршал не поблагодарит этого наглеца за осложнение переговоров, так что пусть грызутся, но всё равно, майор, положение вовсе не безоблачное. После ужина пригласите господ офицеров на совет. Пусть будут и капитаны.
– Будет исполнено, господин генерал, – отвечал майор.
Уже стемнело, кое-где через облака проглядывали звёзды. Было на удивление морозно для ноября. Даже для конца. Офицеры собрались у него в шатре. Ветер заметно попритих и теперь не выдувал из шатра тепло, поэтому капитаны, многие из которых провели почти всю ночь и весь день на холоде, тут отогревались. Пили горячее вино из запасов генерала.
Объяснить ситуацию необходимости не было, всем было ясно, а тем, кому не было, всё объяснили старшие офицеры: завтра парламентёрам будет отказано. Они все остаются на этих холмах у реки – по сути, в осаде.
– Господа, – начал с позволения генерала полковник Брюнхвальд, – работы останавливать только тогда, когда у ваших рот другие роты заберут инструменты. Ров должен быть готов к утру. Лаубе, вы на своём участке ещё и не начали копать.
– Так нет инструмента, – отвечал капитан. – Я рубил деревья, что с юга у села.
– Много там осталось?
– Совсем немного, – прикидывал в уме Лаубе. – Думаю утром вырубить последние.
– Тогда… Пока у вас нет лопат, начинайте ставить рогатки с юга, но не слишком много, от села они вряд ли пойдут. Там пеньки и неровности, не место для баталии.
– Да, там не развернуться, – соглашался Лаубе.
– Вы там посматривайте: пока мы не дали ответа, пока находимся в состоянии переговоров, они вряд ли устроят вылазку, тем не менее это же безбожники, от них всякого паскудства можно ожидать. Будьте внимательны.
Брюнхвальд и дальше раздавал осмысленные и толковые приказы, и что барону нравилось, так это то, что ни один из офицеров не заговорил о принятии предложения еретиков. Ни один офицер даже не заикнулся об этом. И дело было не в том, что никто не волновался о своей судьбе или полностью положился на решение руководства, просто большинство офицеров были людьми опытными и прекрасно знали о вероломстве еретиков и их пренебрежении к соблюдению данных обещаний.
Вскоре офицеров распустили. В шатре у генерала остались лишь Роха, Брюнхвальд и Дорфус. Последние – потому что их просил остаться барон, а Роха… Ну, наверное, потому, что стрелков, как, к примеру, и кавалеристов, к земляным работам привлечь нельзя, про то у них и в контракте прописано, а значит, полковник был свободен; а ещё потому, что хотел выпить отличного генеральского винца. И генерал начал, обратившись к Дорфусу:
– Майор, прапорщик Брюнхвальд добыл нам лодки. Потом нашёл и весла к ним. Я думаю, что нужно сплавать на тот берег, выяснить, нет ли там еретиков. Найти старосту селения, что на той стороне реки, или купчишек каких-нибудь
