Ознакомительная версия.
Одинцов ничего не сказал об этом горе-отце, хотя про себя подумал, что попадись он ему под горячую руку, измордовал бы, как советский партизан фрица. Не смог выкрутиться он… ишь какой выискался ухарь. Значит, плохо крутился. Он бы ни за что родную дочку в рабство не продал. Ушел бы в леса, скитался, попытался перейти границу в соседнее баронство, но дочку бы никогда…
Теперь у Айры незавидная участь. Это сейчас она молода и красива. Но потом, когда ее пропустят через всех молодых гладиаторов, поистреплется, истаскается, потускнет в глазах огонек. И будут ее подкладывать под всякого и каждого, пока совсем не придет в негодность, и бросят в Лабиринте. Поговаривали, что там использовали живые мишени.
Серега заскрипел зубами. Не мог он этого допустить. В сущности, что его связывает с Айрой, кроме зарождающейся симпатии? Да ничего. Однако же не мог он ее тут бросить. Уже сейчас понимал, что никуда не уйдет без девчонки. Пускай дальше их пути-дорожки разбегутся, но оставлять ее в рабском ошейнике Сергей не хотел.
Одинцов заметил за собой, что после того как его упекли в тюрягу Рибошлица, он стал очень ценить свободу и жизнь. Только вот окружающие люди не разделяли его взглядов и так и норовили кого-нибудь упечь либо в тюрьму, либо на куски порезать, либо захомутать. И вновь ему пришла мысль, что если он застрял в этом мире надолго, то чтобы не свихнуться, придется ему этот мир под себя перекраивать. Тут два выхода: либо местные схарчат его и не подавятся, либо он станет знаковой фигурой в этом мире, способной менять законы игры. Правда, до этого так же далеко, как пешком до Луны, но главное — задачу себе поставить, а уж потом мелкими шажочками да по-пластунски.
Про Лабиринт толком ничего узнать не удалось, хотя это место очень интересовало Серегу. Чувствовал Одинцов, что есть какой-то механизм, который может пригодиться им при побеге. Вечером идти на встречу с Шустриком да еще надо придумать, как Айру от себя не отпустить, а то законопатят ее под какого-нибудь гладиатора.
Айра все утро проспала, а Одинцов мучился от того, что никак не мог придумать, как поступить. Когда дверь приоткрылась и появилась голова Смотрящего, Серега мигом слетел с кровати, вытолкнул Дорина наружу и сам выскочил. Прикрыв дверь, он повернулся к Смотрящему и яростно зашептал.
— Оставь мне бабу на день. Только на сегодня. Очень надо.
— Ишь как тебя припекло, болезный, — улыбнулся Дорин и довольно похлопал себя по животу. — А мне какой резон тебе навстречу идти? Что я с этого иметь буду?
— Ты говорил, что я за бой деньги какие-то зарабатываю, — неуверенно сказал Серега.
— Есть такое дело. На твое имя выписано у казначея десять марок.
— Можешь себе их записать, — с излишней поспешностью выпалил Одинцов.
— Да, прижало тебя крепко. Давно, стало быть, бабы не видел. Ладно, по рукам. На сегодня свободен. Играйся. Но завтра тебе предстоят серьезные тренировки. Да и про Карима не забывай. Он пока не знает, куда ты делся. Но вычислит, может в гости ночью заглянуть. Так что будь готов.
Серега кивнул. Смотрящий еще раз окинул Одинцова взглядом, хохотнул и пошел прочь.
Так. Одну маленькую проблемку решили. Теперь надо Шустрика подбить сегодня на побег, и дело будет сделано. Промедление подобно смерти. Правда, Сергей сомневался, что Лех готов сегодня бежать. Но ничего, значит, будет экспромт.
До вечера Серега просидел в комнате. Выходил только один раз, чтобы раздобыть что-нибудь съестное в столовой. Да и то все бегом да бегом. Боялся, что за то время, пока он отсутствует, девушку сведут. Еще и Карим из головы не шел.
Целый день они провели с Айрой за разговорами. Долгое время девушка была одна в ожидании своей участи. Когда ее привели к победителю Ристалища, ожидала увидеть по меньшей мере дикого зверя, который будет ее пользовать, не заботясь ни о чем другом. Реальность же ее немало удивила. Сергей был нежен и ласков к ней, и Айра оттаяла. Вечером девушка уснула, а Сергей отправился на встречу.
Определить время в подземелье — задача весьма сложная, но каждый шаг гладиаторов был строго регламентирован. Побудка в семь утра. Зарядка до восьми. В восемь завтрак. До обеда тренировки по индивидуальной программе. Обед в два часа. Потом снова тренировки до самого ужина. Ужин в восемь. И до полуночи свободное время. В полночь отбой. Поэтому Шустрик ничем не рисковал, когда назначил встречу в полночь. Одинцов уж точно не сможет пропустить это время. Другое дело, что Лех не очень позаботился о том, как они будут возвращаться по пустым коридорам, где кроме ночной стражи никого быть не может. Ну да ладно. Как говорится, на месте разберемся.
В тренировочном зале перед самым отбоем было необыкновенно безлюдно. Один незнакомый человек качал железо. Да в самом дальнем углу возле входа в Лабиринт виднелся кто-то. Хорошо бы это все-таки Лех, а вдруг Шустрика повязали и выяснили о встрече. Тогда Одинцова тут уже ждут, чтобы скрутить при попытке побега.
«Стоп, Серега. Это уже явная паранойя. Остановись», — сказал себе Одинцов, направляясь к Лабиринту.
— Новенький, стой, слышь! — раздался позади оклик.
Сергей обернулся.
— Ты это, мужик, поздно уже. Через минуту отбой объявят, не время для тренировок. Пора в барак возвращаться, — произнес припозднившийся культурист, уже почти покинувший тренажерный зал.
— Спасибо. Я в курсе. Мне на минуту надо кое-что проверить.
Культурист посмотрел на Одинцова с подозрением, но промолчал и вышел.
Серега проводил его взглядом, вдруг все-таки передумает и вернется, после чего все-таки решил подойти к Лабиринту.
Вход в Лабиринт представлял собой каменную круглую арку, затянутую каким-то серым дрожащим туманом. Очень это походило на застывшее во времени волшебство, только Одинцов не видел пока еще в этом мире ничего похожего на магию. Но и средневековым чудом этот туман назвать было нельзя.
Возле дрожащего марева стоял Лех Шустрик и зачарованно смотрел на него.
— У нас мало времени. Зачем звал? — тут же спросил Сергей.
Шустрик вздрогнул и обернулся.
— Чертовски красивая штука. Никогда бы не подумал.
— Ты раньше слышал о ней? — на интуиции спросил Одинцов.
— Много раз. Но видеть не приходилось. Этих Лабиринтов очень мало в мире осталось. Этот самый ближний.
— Что значит осталось?
Шустрик передернул плечами, поморщился и сказал:
— Сейчас об этом некогда. Сам же говорил. Времени мало, чудак-человек.
— Так звал то зачем?
— Ты намерен карьеру гладиатора строить? Или все-таки хочешь на вольные хлеба рвануть? Все-таки ты тут не по собственной воле, — прищурившись, спросил Лех.
Ознакомительная версия.
