– Слышал, – кивнул Стоккер, продолжая присматривать за гостями. – Время от времени к нам поступают запросы и жалобы на несоблюдение закона о запрете игр.
– Вот-вот, я как раз об этом. Закон о запрете азартных игр на побережье существует больше двадцати лет, но подпольные дельцы успешно обходят его, покупают инспекторов по надзору и полицию. Одним словом, бизнес не останавливается, хотя не приносит тех доходов, которые мог бы приносить…
– Понимаю. Чего ты хочешь от меня?
– Нужно отменить старый закон о запрете игр, тогда бизнес, который сейчас стоит около десяти миллиардов, будет стоить сто пятьдесят миллиардов.
– О! Мне нравится этот масштаб! – заметил Стоккер, и собеседники засмеялись. – Но как мы туда внедримся?
– Я уже начал этот процесс, поскольку у местных образовались какие-то разногласия. Глупо было бы упускать такую возможность, так что к тому моменту, как ты, я надеюсь, протолкнешь этот закон, треть зоны я сумею подмять под себя, ну а потом наступит второй этап. Он будет более мягок, но не менее эффективен.
– И я получу свою долю?
– Разумеется. Твои двадцать процентов, как всегда.
– Теперь двадцать пять, Джон, политическая ситуация изменилась.
– Хорошо, я верю тебе. Если ты говоришь двадцать пять, значит, у тебя на то есть веские основания.
Хуже нет, чем работать в жару, когда даже в тени тошно. Обычный человек, одинокий мужчина, может сидеть под зонтиком на пляже и, попивая сок, смотреть на девушек в бикини. Но если он на работе, причем за хорошие деньги, то вместо тени под зонтиком приходится сидеть в сарае спасателей, на бухтах измочаленных веревок, и крутить настройки бинокля.
И так третий день подряд – с утра до вечера.
– Бирч, ты их видишь? – спросил Галардес по рации, чтобы хоть как-то развлечься.
– А то ты их не видишь, – недовольно отозвался Бирч, позиция у которого была не намного лучше, чем у коллеги. Бирч работал под прикрытием – торговал мороженым и при желании мог съесть порцию-другую замороженного сока. Но он не любил фрукты и даже в такую жару предпочитал жареное мясо. А еще половину своего жалованья он оставлял в заведениях для мужчин, поэтому дежурство на пляже, среди десятков, а то и сотен красоток в бикини казалось ему сущей пыткой и никакое мороженое при двойном перегреве не помогало.
– Я вижу только одного, а второй отошел к раздевалке с какой-то блондинкой в желтом купальнике. Ох, у нее и задница…
– Где? – тотчас заинтересовался Бирч.
– Ну я же сказал, не вижу его, но ты должен видеть.
– Ага… Вижу. Да он ее лапает!
– Не ори, Бирч, а то они сейчас оборачиваться станут.
– С лимонным соком закончилось, но виноградное тоже очень вкусное…
– Чего?
– Это я не тебе, это я мальчику мороженое посоветовал.
– Ушел мальчик?
– Ушел. А куда эта парочка подевалась?
– Вернулись на место, где кудрявый загорает.
– А… Точно, вижу.
Повод для разговора иссяк, и обливающийся потом Галардес с тоской посмотрел на часы. Половина второго, судя по тому, как вели себя те, за кем им с Бирчем велено было приглядывать, в этой дощатой печке ему предстояло сидеть еще часа четыре. И это при том, что четыре большие мухи, которые оказались запертыми вместе с ним в сарае, уже валялись бездыханные у стены, а он еще держался. Правда, у мух не было воды, а у него оставалось целых три литра. Но какой толк в воде, если она теплая?
– Могу вам предложить вот это – оно смородиновое… Да… Ну или так, да… А как вас зовут? Джесика? Очень приятно. А меня – Рудольф…
– Это ты опять с мальчиком разговаривал? – поинтересовался Галардес.
– Нет, не с мальчиком, – угрюмо отозвался Бирч.
– А почему Рудольф, ты же все время Марком представлялся?
– На Марка не очень клевали, – признался Бирч и вздохнул.
– А на Рудольфа?
– Тоже не очень. Она сказала, что Рудольф – лошадиное имя. Представляешь?
– Ну, вообще-то, да, – улыбаясь, произнес Галардес.
– Что значит «да»? Где ты видел, чтобы лошадь звали Рудольф?
– Про большую лошадь не скажу, но у нашего соседа был пони, так его звали Рудольф.
Бирч не ответил.
«Переживает», – догадался Галардес и вытер лицо майкой. Затем снова поднес к глазам бинокль. Эти двое – Кудрявый и Мордастый – оставались на месте, а в полукилометре от пляжа у выносного мола стояли яхты, и в одной из них сидел начальник Галардеса – Ремезов. Он тоже следил за Кудрявым и Мордастым, причем сидя в кондиционированной каюте, однако считалось, что одного наблюдателя недостаточно, поэтому на пляже страдали еще двое.
Но и этого было мало, помимо своих кадров, телефоны Кудрявого и Мордастого слушали местные копы, а за их машинами таскались кадры из наемного агентства, и все это для того, чтобы узнать, когда этих двоих вызовет на службу один из местных мафиози.
Он готовился поднять мятеж, вскоре здесь должна была разразиться настоящая война.
Всех подробностей Галардес не знал, но начальник был его земляком, поэтому иногда рассказывал больше, чем другим. А еще нагружал работой больше других, говоря – ты же земляк, ты не подведешь. Вот спасибочки.
Неожиданно «подопечные» Галардеса засуетились. Один из них сел на матрасе и приложил к уху телефон.
– Ты смотришь, Бирч?
– Смотрю…
– Чего таким голосом отвечаешь? Мы сейчас свалим отсюда, сто пудов, свалим.
– Ну и чего радоваться? Мне вон эта «Рудольф – лошадиное имя» телефон свой оставила. Сказала, ждет через полчаса. А где я буду через полчаса?
– Тебе не угодишь… Смотри, уходят! Сворачивай свою точку!
– Сворачиваю, блин. Эх, как не вовремя…
Тем временем объекты надели шорты и, размахивая майками, поспешили к автостоянке. Девушку оставили.
– Я бы с ней тут порезвился, – тотчас прокомментировал Бирч.
– Ты уж определяйся, или с этой, или с «Рудольфом – лошадиное имя».
– Одно другому не мешает… Не работаю я, закрываюсь! Что значит безобразие, дамочка, вы что, радио не слушаете? На пляже обнаружен ящур!
– Кого это ты пугаешь?
– Все, проехали уже. Топаю к машине.
– Я тоже выхожу, – сказал Галардес и, толкнув дверь сарая, едва не столкнулся с каким-то мужчиной в полосатой майке.
– Эй, а ты чего тут делаешь? – строго спросил тот.
– Мух уничтожаю, – без запинки ответил Галардес.
– Каких мух?
– Обыкновенных.
И, не пускаясь в пространные объяснения, он поспешил к стоянке, где Кудрявый и Мордастый уже садились в свое желтое купе.
– Эй, Рик, ты почему не докладываешь? – послышался из рации недовольный голос начальника.
– Питер, ты же сам все видишь в свой фильмоскоп!
– В моноскоп, деревня! И я тебе не Питер, а мистер Ремезов!
