Голая жила – смерть пионера…
– Мы сможем вернуться?
В голосе Данилы столько надежды, что я не делаю замечание за нарушение режима молчания.
– Ещё несколько минут, дружинник. Потерпи.
Склонившись над пультом, изо всех сил сдуваю пыль. На третьей попытке очистить приборы вдруг вспоминаю о напарнике.
– Иди сюда… только по следам! Продолжай пневмообработку.
Пока он, поднимая клубы пыли, сопит над консолью, проверяю состояние затворов камер перехода. Всё как обычно. Даже барельеф на древнем языке кажется знакомым. Чего, конечно же, быть не может. Надписи со всех станций собраны в Большой амбарной книге. Ни одного повторения.
Данила опять громко чихает. Потом ещё раз.
Возвращаюсь к пульту. Очень хочется приказать напарнику смахнуть грязь рукой. Но вместо этого прошу его отойти в сторону и несколько минут внимательно слежу за поднятой над пультом пылью.
Нет. Упорядоченного движения не наблюдается. Если бы консоль оказалась под напряжением, то движение наэлектризованной пудры порадовало бы какими-то особенностями. Но пыль беспорядочно клубилась и летела во все стороны.
Тогда я натянул рукав на ладонь и несмело, через ткань, похлопал по корпусу – в самом центре боковой грани, подальше от опасных рёбер и выступающих частей.
Вскоре мы с Данилой тщательно протирали разноцветные окошки индикаторов, тумблеры, кнопки… последними показались руны древнего языка, замысловатой вязью немо комментирующие назначение приборов.
В тысячный раз за свою жизнь я посетовал на безвозвратно утерянную грамоту. Никто так и не смог прочитать эти надписи, несмотря на непомерность потраченных усилий. Не меня одного удивляло, что сама буква «П» над куполом станции была исполнена в чёткой геометрии кириллицы, в то время как рунную вязь древнего языка никто не сумел даже разбить на буквы. Поэтому маркировка найденных древних раритетов сводилась к наклейке шильдиков поверх загадочных оригинальных надписей или росписью фломастером: коряво и наискосок…
– Работает? – почему-то шёпотом спросил Данила.
– Сейчас узнаем, – сказал я нормальным голосом и щёлкнул главным рубильником.
Поначалу ничего не произошло, но вот индикатор состояния моргнул вполнакала, а потом всё ярче и ярче разгорелся синим огоньком.
– Как видишь, – небрежно ответил я. – Теперь небольшой апгрейд и проверка настроек. Ты пока походи тут, осмотрись. В таких местах беженцы частенько сумари оставляли. Видать, не до барахла было…
Он что-то буркнул и двинулся в сторону затворов, осматривая зал.
А я снял куртку и вынул из подкладки воротника стартовый пакет привоя станции. Из тюбика выдавил на палец каплю растворителя и тщательно протёр клавиши. Процедура запуска, как и у всех «специалистов» по древооборудованию, состоит из наклеивания привычных цифр и букв на соответствующие кнопки. Много времени это не занимает: символы отпечатаны на самоклейке, а сама бумага с надсечками. Остаётся только аккуратно снять шильдик с вощёнки и не перепутать клавиши.
Когда всё было готово, я привычно набрал команду активации и подтвердил свои полномочия не разгаданным – подобранным набором знаков и цифр. Ещё несколько индикаторов порадовали «синим». Оставалось только решить, куда отправлять Данилу.
Сложный вопрос. Непростой.
Если признать, что Рыжий может оказаться тем самым рычагом, который запросто ещё раз перевернёт Землю, то счастье Данилы дало осечку. Нельзя мне дружинника в Московию отправлять. Никак нельзя.
Припомнился рассказ Рыжего про уборку урожая. И получается, что таких бойцов, как Рыжий, – тысячи. А в Москве никто и не догадывается, какая силища в тылу зреет-звереет.
Не сегодня завтра крестьяне станут разбойниками. С помощью Рыжего их милитаризацию можно организовать и возглавить. Первым делом уничтожить СС. Тогда питерцы вернутся в Унию. А если реанимировать Унию, то у хохлов можно будет напрямик спросить об их планах. Даже с учётом численности, роста и ширины плеч… не посмеют они попереть против Унии. Нет. Данилу домой отправлять нельзя.
Обидно. За это время мы успели сдружиться и сблизиться. Он много рассказывал о жизни в Калуге, о молодой жене, о том, как собирается устраивать свою жизнь. Я тоже не отмалчивался. Но сейчас следовало поступить по уму, а не по совести.
У каждого связиста есть свои личные тупиковые станции, из которых нет выхода. Хорошо бы Данилу отправить в горы. Ручей талой воды с ледника, богатый продуктовый склад, тишина и покой. Бежать некуда. Посидит пару десятков отбоев, пока я не вернусь с Рыжим в Коврово. Потом, уже из Московии, вытащу из схрона дружинника и объясню его попадание «не туда» неполадками в системе. Поверит.
В конце концов, чем не счастье? Горный воздух и никаких волнений! Его вера в свою удачу получит ещё одно весомое подтверждение.
– Почему стоим? – несмело спросил дружинник. – Пока есть возможность, нужно срочно доложить. Вдруг с нами что-то случится?
Да. Об этом тоже стоило подумать. Но если рассматривать проблему с этой стороны, то Данилу нужно отправлять именно в Московию.
Острой инфы и вправду чересчур много. Если задумывать переворот, то, конечно, лучше придержать: самому пригодится. Но ведь никто не знает, что ждёт за порогом. И моя смерть, возможно, уже в нетерпении переминается с ноги на ногу в десятке шагов от купола. И сидеть тогда дружиннику в горах пожизненно. И не узнать Московии о врагах своих, пока те на голову не посыпятся…
Придётся его отправить по правильному адресу. И это будет именно что «по уму». И совести в этом решении ноль – только циничный расчёт.
Стараясь больше не думать, я ввёл координаты и подтвердил пуск. Отсечная диафрагма ближайшей камеры раздвинулась.
– Это Московия, – с дрожью в голосе сказал я. – Счастливчик ты…
Да. Пожалуй, я ему завидовал. Вот так ангелы за нами и присматривают. Всегда найдётся кто-то, кто сделает для нас доброе дело. Но не потому, что добрый, а в силу собственной корысти и выгоды. Потому что иначе поступить – себе в убыток.
Дружинник стоял перед камерой переноса и о чём-то раздумывал.
– В чём дело, Данила? Один шаг – и «здравствуй, Калуга»!
– А ты?
– Не могу. Связист я. У меня план – три станции. А это только первая…
Мне очень не хотелось, чтобы он услышал в моём голосе сомнение. Но он услышал.
– Но это дорога в один конец? – спросил Данила, кивнув в сторону камеры.
– Да. Автомат запуска не «помнит» свой код. Потому-то столько сплетен и ходит о главном мануале. Ты не сможешь доложить, а потом вернуться.
– Остаюсь! – решил Данила. – Я эту хрень взбаламутил, мне и расхлёбывать. Кроме того, есть ещё смерть Булыги и Панамарёва. Нет, без Рыжего я не вернусь. Или без его головы…
