И так уже пятый день.
Я здоров. К этому тоже начинаю привыкать. Хотя поначалу это "здоровье" сильно беспокоило. Лицо теперь у меня чистое: ни сломанного носа, ни рубца над бровью. Я не буду по ним скучать. Зубы все свои, нет ни одной коронки или пломбы, ничего, что напоминало бы о цивилизации, практикующей сдобу, шоколад и зубных врачей. На теле — ни одного шрама. Волосы понемногу растут: бреюсь каждый день, и вот-вот начну пользоваться расчёской.
Женщина у меня тоже есть. Вернее, была. Я её прогнал.
"— Отто, — сказал на это Василий. — Я исследовал таблетки, на которых мы жили без малого месяц, и в их составе обнаружил любопытные соединения, тормозящие половую биохимию. Не паникуй, они совершенно безвредны. День-два, твой организм очистится от этой солдатской дряни, и будешь как огурчик.
— Огурчик? — тупо переспросил я.
— Или как морковка… не бери в голову. Девочка "что надо", и своё дело знает. На всех хватает, жалоб нет. Тебе понравится…"
Тогда я не ответил ему.
Но оценил его осторожность. Если бы он говорил со мной лично, я бы его немедленно убил. А так просто посмотрел на трубку у себя в руке и положил её в специальный кармашек на поясе.
На этой трубке нет ни одной кнопки или какого-нибудь переключателя. Только динамик, чтобы я его слышал. И микрофон, чтобы, значит, был в состоянии ответить. В любое время дня и ночи. И эту штуку выключить невозможно. Выбрасывать бесполезно. Пробовал. Он сразу переключается на громкую связь, и приходится общаться со стенами, в каждой есть микрофон и динамик, и телеобъектив, и… я и сам ещё толком не знаю, чем там эти стены фаршированы…
"— Василий, почему ты прячешься? — спросил я в первый день. — Как к тебе пройти? Я хочу разговаривать с человеком, а не с куском пластмассы.
— Тебе придётся к этому привыкнуть. У меня большие планы. Риск общения должен быть минимальным. Теория стопроцентных решений, не забыл?.."
Мы постоянно беседуем. Я пытаюсь вывести его из себя, заставить вспомнить, что он такой же человек, как и я, как и все эти люди вокруг. Иногда мне кажется, что я вот-вот достигну цели, иногда — что всё дальше удаляюсь от неё. Наши диалоги непрерывно прокручиваются у меня в голове. От случая к случаю память выплёскивает ключевые фрагменты этих бесед. Я знаю, что мне нужно принять какое-то решение. Но данных пока недостаточно. Да и сама задача толком не сформулирована.
Я не знаю, что ему от меня нужно.
Впервые пройдя коридорами базы, я испытал шок.
Народу много. Но всего пять человек. Не считая меня, разумеется. Одно лицо мне совершенно незнакомо. Двух других я припомнил — это лица тех парней, что лежали в холодильнике. Только теперь их не отличишь от живых. И каждого — семь голов. Вам придётся набраться терпения, потому что это трудно выразить словами. Русский язык не предусматривает таких оборотов, как множественное число одного лица. Не думаю, что бы какой-то из человеческих языков такое предусматривал. Потому что такого ещё не бывало. Никогда.
А теперь есть!
Одного парня зовут Пётр Никодимыч. Широкий такой, чуть пониже Василия, мрачный детина. Чем он там, у них в экспедиции занимался и какую роль играет здесь, на базе, — мне неизвестно, но с первого дня ощущаю его недоброжелательство. Так вот, их семь, этих самых Петров Никодимычей. Семь! В одинаковой одежде (нет, это не фиолетовые с зелёными пятнами костюмы "Новых услуг"), с одинаково неопрятной бородой и рыжими нечёсаными патлами на голове. У них одинаковый голос, походка, жесты. Близнецы, одним словом. И Слав тут семь, и просто Петрух тоже семь. Молоденький совсем парень, с чёлочкой, вечно лезущей в глаза, улыбчивый и молчаливый.
Молчать здесь любят.
Да, чуть не забыл: Пельтцев здесь тоже семь. Я — восьмой.
Чтобы не путаться, у каждого на комбинезоне номер.
Какие-то тревожные ассоциации вызывает у меня этот номер. На груди и рукаве маленький, синий в жёлтом кружочке. А сзади — огромный, во всю спину.
У меня нет номера.
И хожу я в своём, фиолетовом. Даже вещмешок из штанин покойника, и тот при мне. Со всей начинкой. Но уже не воняет. Здесь у каждого на поясе нож…
"— Василий, почему они вооружены?
— Ну, как же, Oтто, оружие — это символ свободы для мужчины. У вооружённого человека больше шансов постоять за себя. Кроме того, должен быть какой-то выход природной агрессивности.
— Это что же, у тебя тут поножовщина процветает, что ли?
— Дуэли приветствуются и поощряются законами нашей колонии, поэтому все так внимательны и вежливы друг к другу.
— Ах да, у вас же нет проблем с ремонтом зарезанных.
— Вот именно.
— А почему ножи? Выдай им огнемёты. Вежливости прибавится.
— Ножом трудно причинить вред имуществу колонии и посторонним людям, случайно оказавшимся неподалеку от схватки. Есть ещё одно ограничение…
— Какое?
— Сама База. Она, как живой организм. Со своими рецепторами-датчиками, нервной сетью, мозгом… Она не пропускает внутрь себя оружие.
— А как она понимает, что является оружием, а что нет?
— Не знаю. Только всё: от патрона и гранаты до пластиковой взрывчатки, попасть внутрь Базы не может…"
Ну что ж, ножи так ножи. По крайней мере, я не сильно выделяюсь среди них. Разве что костюмом.
"— Василий, а почему команда Отто в полном составе, а Василиев — ни одного?
— У бога не может быть тени. Как считаешь, Отто?
— Но это как-то не по-партнёрски…
Он молчит.
— Какой же ты "бог", если не можешь пронести на базу оружие? Выходит — не всемогущ?
Игнорирует.
— А почему семь, не шесть, не восемь?
— Хорошее число, почему бы и нет?
В его голосе слышу слишком много человеческого, чтобы сдержаться:
— Как-то слабовато для бога, тебе не кажется? Это секрет, или ты и в самом деле не можешь разобраться в собственных пристрастиях?
— Ты опять забываешься, — он раздражён. — Я здесь — бог, и готовлюсь им стать во внешнем мире.
— А-а, вот оно что, — разочарованно говорю я. — Да, ты уже об этом говорил. Я что-то запамятовал…"
Женщины здесь, как и я, без номеров. Поэтому сказать точно, сколько их, я не могу. Тем более что когда их вижу, темнеет в глазах и вспоминаю последнюю работу.
Очень большое желание взорвать всё к чёртовой матери.
Женщины разные: блондинки, брюнетки, шатенки.
С карими, голубыми, серыми глазами. Высокие и низкие. С большой грудью и маленькой. С широкими бёдрами и узкими.
Все длинноногие, все с тонкой талией.
И все Катерины.
Они очень живые и подвижные. Если бы не они, в этом могильнике было бы тихо, как в гробу. А так их весёлый смех слышен всюду. Мне кажется, что они одни заметили моё появление. Заинтересованные взгляды, попытки наладить общение. Здесь высокие потолки и широкие коридоры, но встреча с ними не обходится без мимолётного касания, приветливого жеста или улыбки.
