Мне удалось преодолеть еще одно небольшое препятствие, и я уже собрался было протиснуться в узкую дверь, чтобы покинуть командно-контрольное помещение в направлении, указанном последней стрелкой Арлин, когда до меня снова донеслись ужасные хрюкающие звуки. Ненависть с новой силой захлестнула меня. На этот раз хрюканье сопровождалось грузным топотом, дававшим основания предположить, что в условиях искусственной гравитации базы где-то рядом вперевалку брели тонны живой плоти. Звуки на этот раз, как мне показалось, были хлюпающие, плаксивые и более низкие.
Меня так и подмывало задержаться и разделаться с хрюкающей тварью; но голос разума нашептывал не искать себе лишних неприятностей. У меня были теперь ракеты; по доносившимся звукам можно было определить, что чудовищный боров сотворен из плоти и крови, причем и того, и другого у него в таком изобилии, что не грех подсократить.
В свою очередь, сидевший во мне рассудочный педант пытался уверить, что скорее раньше, чем позже, все равно придется выяснить, смогу я справиться с этим новым чудовищем или нет. Зачем же в таком случае лезть на рожон и самому себе рыть могилу?
Пока во мне шла острая внутренняя борьба, гигантский боров — чтоб ему пусто было! — тяжело протопал мимо двери. Затаив дыхание, я подождал еще несколько напряженных минут, потом приоткрыл дверь и прислушался. Снаружи было тихо.
Однако как только я ступил за порог, из совершенно темного коридора справа донеслось настораживающее хрюканье. За ним последовал низкий, глухой гул, будто навстречу, все более ускоряя ход, несся тяжелый боевой танк.
Я с трудом различил неясные очертания чего-то массивного и громоздкого, неуклюже надвигавшегося из непроглядной тьмы, как-то боком забирая вправо. Прямо у меня под носом оказалась тяжелая, бронированная дверь, способная выдержать огромное давление и обозначенная по краям синими огоньками. Стрелой подскочив к ней, я вынул из кармана обе магнитные карточки.
Первой попалась желтая. Как только я всунул ее в щель, дверь злобно зажужжала, и в воздухе разнеслось омерзительное зловоние разлагающихся трупов.
Сглотнув в панике подкативший к горлу тошнотворный комок, я вырвал из щели желтую карточку и вставил на ее место голубую. Дверь мелодично звякнула и тяжело заскользила вверх. Я молнией проскочил внутрь, сорвал с плеча дробовик и принялся ждать, пока появится безымянная тварь.
Тяжелая, бронированная дверь медленно опускалась, словно издеваясь надо мной и испытывая мое долготерпение. Но счастье улыбнулось мне и на этот раз. Дверь хоть и закрывалась не спеша, но хрюкающий кошмар поспешал еще медленнее. Тяжелая, бронированная плита наконец захлопнулась, и существо, издававшее глухие, хрюкающие звуки, в бешенстве налетев на нее, глухо завыло от голода и бессильной ярости.
А я так и не увидел ни одной твари — они все время держались темных углов.
Хоть коленки у меня и дрожали, я продолжил путь и оказался у следующей двери. Чтобы пропустить меня внутрь, ей было нужно немного — желтой магнитной карточки. За дверью оказался лифт. Он, естественно, не работал. По стенам шахты спускались кабели коммуникаций. Для Флая по прозвищу «муха» этого было достаточно, чтобы спуститься. Я соскользнул метров на пятьдесят и увидел еще одну дверь.
На стене следующего уровня висела схема, над которой располагалась надпись: «Добро пожаловать в лаборатории Фобоса».
Пяти минут, проведенных в лабораториях, хватило, чтобы убедиться в том, что здешний командно-контрольный пункт далеко не самое худшее место. Ведь чем дальше вглубь Фобоса я продвигался, тем обстановка становилась опаснее и тяжелее. Но на самом деле это не имело ровно никакого значения. Если этот путь сумела пройти Арлин, значит, смогу и я. Я должен был ее найти, как и других людей, возможно, уцелевших в нечеловеческих условиях.
Для меня такого рода доводы звучали вполне убедительно. Однако как только я увидел очередной омут с ядовитой, зеленой, пузырящейся жижей, то в момент забыл о таких высоких материях, как честь, долг и преданность, потому что желал лишь одного — бежать отсюда со всех ног, как вор с места преступления. И все-таки мы — такие, как есть: верные до конца.
Я убеждал себя в необходимости преодолеть лужу отравы, а ботинки — часть легкого защитного скафандра — шипели, как ветчина на раскаленной сковороде. К счастью, они из достаточно толстого пластика, и ядовитая, бурлящая гадость не достигла моей бренной плоти. Как и в прошлый раз, обойти гнусную лужу стороной не было никакой возможности.
Что же предпринять? Без мощного фонаря я не мог найти дорогу, а если бы фонарь и был, я не осмелился бы его включить.
Стрелка указывала на противоположную сторону омута. Пришлось признать, что без небольшого купания не обойтись!
Единственное, что радовало, это эффект голубого шара, который, разорвавшись, наделил меня удивительным здоровьем и бодростью. Даже вспомнить не могу, когда я в последний раз так хорошо себя чувствовал. Теперь, как никогда раньше, я нуждался в такой же нежданной поддержке.
Я глубоко вздохнул — раз, другой, третий, — набирая воздух полной грудью. Как же мне все надоело! Однако это была единственная возможность оказаться по другую сторону стены, преграждавшей путь. Необходимо преодолеть это чертово препятствие снизу, нырнув в зеленую жижу. Проклиная ненавистных монстров, свалившихся на нас со звезд, я плюхнулся вниз.
Единственной разницей по сравнению с моим первым «купанием» в токсичной гадости было то, что я уже знал о боли, пронизывающей тело от нестерпимого холода. Теперь эта боль не стала для меня неожиданностью. Боль как боль — обычная пульсирующая острая боль, высасывающая все силы, все жизненные соки и перехватывающая дыхание. Так или иначе, заплыв мой не мог быть продолжительным. Жидкая отрава светилась жутким фосфоресцирующим зеленоватым светом, который, как ни странно, мне помог — благодаря ему я заметил металлический предмет, который в темноте проглядел бы наверняка.
Это было что-то похожее на совсем маленький — с ладонь величиной — телевизор. Я зажал предмет в руке.
Я очень постарался и представил, что жижа — заросший тиной и водорослями пруд, на который я частенько ребенком бегал купаться. Вот до чего мне хотелось, чтобы вместо густой, ядовитой дряни была вода!
Стена действительно доходила не до самого дна. Я зажал нос, крепко закрыл глаза и нырнул. В ледяной жиже меня стал бить страшный колотун; мне было так плохо, что я чуть не отдал концы.
Вынырнув на поверхность настолько быстро, насколько возможно, я ухватился за бортик с противоположной стороны омута. Никогда еще глоток воздуха не доставлял мне такого наслаждения, хоть вонь вокруг стояла непереносимая. Вдохнув полной грудью еще несколько раз, я снова надвинул на лицо воздушный фильтр и снова пожалел, что был не в скафандре для открытого космоса с автономным запасом кислорода. Но что бы это изменило? Морскому пехотинцу всегда чего-нибудь не хватает.