колено, но всё уже решено! — заявил он, вот только если со мной такой номер ещё мог пройти, то на капитана Городца резкий тон коллеги впечатления не произвёл, и Альберт Павлович с обречённым вздохом пояснил: — Я уже обо всё договорился. Ничего переиграть не получится.
— В любом случае останешься должен? — догадался Георгий Иванович. — Вне зависимости от того, будет оказана услуга или нет?
Альберт Павлович досадливо поморщился и признал:
— Именно так.
— А если назначение не состоится по независящим от тебя обстоятельствам?
— Оно не может не состояться!
— Всегда есть варианты, — ухмыльнулся в усы капитан Городец и достал из портсигара папиросу. — Перевод в оперчасть — высокая честь, туда отбирают лучших из лучших…
— Нет! — сразу отрезал Альберт Павлович. — Даже если Петя прямо сейчас совершит некий проступок и назначение сорвётся, это уже ничего не изменит. Я за него поручился.
Георгий Иванович пригладил усы, закурил и спросил:
— А если ты поручишься за другого, ничуть не менее достойного кандидата?
Мой куратор прищурился, враз уподобившись готовому к прыжку коту.
— И зачем бы мне это делать?
Городец развёл руками.
— Помимо того, что мы ко всеобщему удовлетворению разрешим эту конфликтную ситуацию? Ну, скажем, я буду тебе должен.
— Что ты задумал?
— Разыграю болвана.
Альберт Павлович пожевал губами, потом пристально уставился на меня.
— Это твоё последнее слово? Смотри — не пожалей потом.
— Его жизнь, ему и решать, — вроде как поддержал меня Городец, постучав папиросой о край стеклянной пепельницы.
Я судорожно сглотнул и сказал:
— Пусть всё останется как есть.
И вроде бы впервые сам определил развитие своей жизни и карьеры, но возникло неприятное ощущение, будто лишь выбрал одну из подсунутых искусным шулером карт.
Впрочем — плевать! У меня — приоритеты!
— Пусть так, — вздохнул Альберт Павлович и указал на сейф. — Георгий Иванович, дорогой, а накапай нам ещё этой твоей микстуры…
Тот достал бутылку и подмигнул мне.
— Беги! Мы теперь сами детали утрясём.
— Да-да, — прибавил Альберт Павлович, — ты же у нас такой занятой!
У меня создалось впечатление, что он лишь разыгрывает разочарование, намереваясь под этим соусом навязать Городцу собственные условия сделки, но мог и всерьёз разобидеться. Тут наверняка ничего не скажешь: лицом Альберт Павлович владел мастерски.
Я сунул коробочку с нагрудным знаком в портфель и не утерпел, воспользовался случаем разобраться в ситуации с недавними беспорядками.
— А с анархистами прояснилось что-нибудь? — спросил, уже подойдя к двери.
Скуластую физиономию Георгия Ивановича прямо-таки перекосило, но — удивительно дело! — куда подальше он меня не послал и даже счёл возможным ответить:
— Ниточки в столицу тянутся, пытаемся распутать. Если верить показаниям задержанных, финансирование их ячеек в этом году серьёзно возросло, и мы точно не вычистили всё подполье, так что аккуратней на дежурствах.
Я пообещал держать ухо востро, распрощался со старшими товарищами и рванул в столовую.
И вот набивать брюхо мне определённо не следовало. Стоило бы ограничиться пирожком из буфета или вовсе потерпеть, а так всё занятие сверхйогой не столько медитировал и прорабатывал внутреннюю энергетику, сколько боролся с сонливостью. Пока в зале параллельно шла тренировка по рукопашному бою, и выдвинувшийся на место правой руки сенсея Яков Беляк почём зря шпынял неофитов, у меня ещё кое-как получалось не зевать, а вот дальше стало совсем невмоготу. Желавшими обрести внутреннее равновесие, а то и сразу просветление студентами занялся самолично господин Горицвет, а его плавный голос убаюкивал лучше всяких колыбельных.
«Это какое такое предложение он отцу Сергию через Альберта Павловича сделал, если священник о вертепе речь завёл?» — подумалось в миг краткого прояснения сознания, а потом мысли перескочили на Льва, который то ли поостыл к тренировкам, то ли с началом стажировки в аналитическом дивизионе уже не мог позволить себе многочасовые занятия рукопашным боем.
Хорошо ему — свободный человек! Хочет — ходит, не хочет — не ходит. А вот меня мигом на путь истинный наставят. Ладно хоть ещё от перевода в оперчасть отвертеться получилось…
Дальше я вспомнил, что так и не определился с подарком товарищу на новоселье, и вот тогда, — именно тогда, помню это со всей отчётливостью, — раздался голос:
— Не выспался, мой дорогой?
«Беда!» — всколыхнулось в голове, и я вроде бы даже не вздрогнул, но веки разлепил далеко не сразу, и потому разыгрывать оскорблённую невинность не стал и пытаться.
— Задумался, Федора Васильевна, — уверил я наставницу. — Больше не повторится. Честное слово!
— Ну-ну… — протянула тётка и отошла, но назначить мне в самом конце тренировки парочку дополнительных упражнений она, разумеется, не преминула. И ладно бы просто требовалось расслабленно посидеть в попытках обрести внутреннее равновесие или даже поработать с дыханием — так нет же! Пришлось заняться активной медитацией и работать напрямую с водящим потоком и уж тут никакой созерцательностью и не пахло, ровно штангу в пару центнеров от груди жал, укрепляя энергетические каналы и прорабатывая центральный узел. По сути — ещё одна полноценная тренировка получилась.
В итоге по окончанию занятия сверхйогой я только и успел, что осушить в буфете стакан газированной воды без сиропа, и рвануть на полигон. Располагался тот на противоположном краю студгородка, бежать пришлось со всех ног. Явился последним, за что и огрёб.
— Разогрелся уже, как вижу? — нахмурился Александр Малыш и дал отмашку. — Начинай отрабатывать плазменный хлыст!
Ага, вот так сразу — без предварительной подготовки и набранного внутреннего потенциала, исключительно за счёт одного лишь входящего потока по принципу сколько взял, столько и потратил, сверхджоуль в сверхджоуль.
Напряжение! Ионизация! Нагрев! Давление!
И нет — не выброс. Удержание!
Плазменный хлыст изгибался самым невообразимым образом, но я стабилизировал его состояние и полосонул бревно — да так, что дымящиеся щепки полетели. Перерубить — не перерубил и повторил удар, а потом ещё, ещё и ещё, подпитывая и усиливая энергетическую структуру, не позволяя ей утратить форму. Остальные тоже не прохлаждались, им тоже нашлось, чем заняться.
Дальше мне поручили дырявить железные листы нематериальным штыком давления, но не удерживая его при этом постоянно, а развеивая после каждого выпада и всякий раз формируя новый непосредственно в момент удара.
— Помехи! — орал Малыш то на меня, то уже на кого-то другого. — Контролируйте помехи! Да вас за версту любой оператор учует, бестолочи! Работайте!
Разнести с помощью техники открытой руки в щепки толстенное бревно или раскрошить кирпич и при этом свести энергетические возмущения к нулю — то ещё упражнение на развитие самоконтроля. Да и накромсать чурбаки плоскостью давления будто фрезой могло показаться элементарным делом лишь со стороны. И занимавшиеся созданием энергетических
