Но вот Амальрик воскликнул:
— Какая чушь — верить, будто Конан жив!
Вместо ответа Ксальтотун бросил на стол свиток пергамента. Амальрик взял его и развернул, и невнятный яростный крик сорвался с его уст. Вот что было написано на пергаменте:
«Ксальтотуну, главному фокуснику Немедии. Ахеронский ублюдок! Я возвращаюсь в свое королевство и собираюсь развесить твою шкуру на кусте ежевики. Конан».
— Подделка! — выкрикнул Амальрик.
Но Ксальтотун покачал головой:
— Письмо подлинное. Я сравнивал его с подписями на государственных документах, хранящихся в библиотеке дворца. Эти каракули невозможно подделать.
— Значит, — пробормотал Амальрик, — если он и впрямь жив, нынешнее восстание будет совсем не таким, как прежние. Конан — единственный, кому под силу как следует сплотить аквилонцев. Но, — возразил он сам себе, — на Конана это мало похоже. С какой бы стати ему выдавать себя подобным хвастовством? Я бы скорее предположил, что он ударит внезапно и без предупреждения, как чаще всего и делают варвары.
— Мы и так предупреждены, — заметил Ксальтотун, — Ты сам говорил о шпионах и о том, что Пуантен готовит войну. Он все равно не сумел бы пересечь горы незамеченным. Вот он и посылает мне вызов, причем в свойственном ему вкусе.
— Почему же тебе? — спросил Валерий. — А не мне или Тараску?
Ксальтотун обратил к королю непроницаемый лик.
— Потому, — сказал он, помолчав, — что Конан умнее вас и понял то, чего вы, короли, никак не возьмете в толк. А именно: не ты, Тараск, не ты, Валерий, и даже не ты, Амальрик, суть повелители западных народов. Их хозяин — я, Ксальтотун!
Никто не произнес ни слова; все трое молча смотрели на чародея, потрясенно осознавая, что это сущая правда.
— Мне пристала одна дорога — имперская, — продолжал меж тем Ксальтотун, — Но для начала надо раздавить Конана. Я не знаю, каким образом он спасся от меня в Бельверусе; мне не дано знать, что происходит, пока я сплю сном черного лотоса. Но так или иначе — он на юге, и он готовит удар. Это его отчаянный, последний удар, ставший возможным лишь благодаря ярости народа, натерпевшегося от Валерия. Что ж, пусть поднимаются: все их судьбы лежат у меня на ладони. Мы подождем, пока он двинется нам навстречу, и тогда сокрушим его — раз и навсегда! После чего сомнем Пуантен, Гандерланд и глупых боссонцев. Затем придет черед Офира, Аргоса, Зингары, Кофа — все народы мира сплавим мы вместе, выковав мою империю! Вы станете моими сатрапами и тем обретете большее величие, чем ныне, когда вас зовут королями. Я непобедим — ибо Сердце Аримана спрятано так, что ни один человек более не сумеет использовать его против меня!
Тут Тараск поспешно отвел глаза, дабы Ксальтотун, чего доброго, не прочитал его мыслей. Значит, волшебник не заглядывал в золотой ларец, на крышке которого спали змеи, казавшиеся живыми, — не заглядывал с тех самых пор, как положил туда Сердце Аримана! Как ни удивительно, Ксальтотун по сей день не подозревал о похищении Сердца. Видимо, странный камень был превыше его черного, знания и не подчинялся ему; во всяком случае, сверхъестественные таланты мага не подсказали ему, что ларчик был пуст. К тому же Тараску не верилось, чтобы Ксальтотун полностью представлял себе весь смысл откровений Ораста: то-то пифонец говорил не о возрождении Ахерона, а лишь о создании новой земной империи. И Тараск пришел к выводу, что Ксальтотун еще не до конца уверен в собственных силах. Им троим необходима была его помощь, но и он в них нуждался не меньше. В конце концов, магия тоже до некоторой степени зависела от ударов мечей и рыцарских копий. Король перехватил взгляд Амальрика, брошенный исподтишка, и уловил его смысл. Пусть маг применит свое искусство, помогая им избавиться от опаснейшего врага. Позже они еще выберут время, чтобы ополчиться против него. И уж как-нибудь да превозмогут темную силу, которую сами же пробудили…
Война началась, когда пуантенская армия в десять тысяч человек под развернутыми знаменами, точно стальная река, стекла с южных перевалов на аквилонские равнины. Шпионы божились, будто во главе войска ехал гигант в черных доспехах, с королевским львом Аквилонии, вышитым золотой нитью на груди его шелковой накидки. Итак, Конан был жив! Король возвращался! Теперь никто уже в этом не сомневался, ни друзья, ни враги.
Одновременно с южным нашествием пришли недобрые вести и с севера. Всадники, примчавшиеся на запаленных конях, сообщили, что из Гандерланда в Аквилонию тоже двигалось войско, причем бароны северо-запада и северные боссонцы спешили присоединиться к нему.
Тараск немедленно выступил с армией в тридцать одну тысячу воинов к городу Галпарану, что на реке Ширке: если гандеры направлялись к городам, еще удерживаемым немедийцами, они должны были переправиться именно здесь. Ширка была быстрой и бурной рекой, мчавшейся на юго-запад сквозь сплошные теснины и труднопроходимые каньоны. Нелегко было переправить целую армию через этот поток, вздувшийся от весеннего половодья. И поскольку вся страна восточнее Ширки была еще в руках немедийцев, логичным выглядело предположение, что гандеры попробуют переправиться либо у Галпарана, либо у Танасула, лежавшего южнее. Со дня на день ждали подкреплений из Немедии, но вместо подкреплений пришла весть, что южным границам страны угрожает Офир, и выслать дополнительные войска — значит оголить Немедию и спровоцировать вторжение с юга.
Амальрик и Валерий вышли из Тарантии с двадцатипятитысячной армией, оставив в городе большой гарнизон для предотвращения возможных волнений. Их целью было встретить и разгромить Конана прежде, чем он успеет соединиться с мятежными аквилонцами.
Однако король и его пуантенцы, спустившись с гор, внезапно исчезли неизвестно куда. Они не ввязывались в сражения, не осаждали крепостей и городов. Оставалось только предполагать, что они повернули на запад, в дикие, малонаселенные холмы, и ушли в Боссонские топи, обрастая по пути добровольцами. Амальрик и Валерий с их войском, состоявшим из немедийцев, аквилонских изменников и свирепых наемников, в раздражении и гневе рыскали по стране, ища врага, но враг не спешил появляться.
Амальрику приходилось довольствоваться лишь смутными слухами о передвижениях армии Конана. Отряды разведчиков таинственным образом исчезали, едва выехав из лагеря. Соглядатаев нередко находили распятыми на дубах. Страна била захватчиков по-крестьянски: жестоко, скрытно — и насмерть. Все, что удалось достоверно выведать Амальрику, — это то, что севернее его войска, за Ширкой, двигался большой отряд гандеров и северных боссонцев, а Конан с пуантенцами и южными боссонцами находился где-то на юго-западе. Но вот где?
