– Переводи, Эрик, – молвил Петрович, показывая в сторону коридора. – Там, владыка, я увидел дроми, побежденных тобою врагов, а около них – останки земного робота. Мы тоже сражались с дроми, и то была долгая, очень долгая война...[5] Теперь у нас мир, но мы чтим погибших, помним о них, кем или чем бы они ни были, живыми существами или роботами. Такая память – часть земных Устоев, и потому нельзя, чтобы наш робот стоял рядом с нашими врагами, пусть даже бывшими. Отдай его нам, владыка. Пусть это всего лишь механизм, но мы обязаны проститься с ним по своему обычаю.
Зрачки Шеггерена’кшу сузились, он задумался, опустив голову и машинально поглаживая левую шишку. О чем он размышлял, что вспоминалось ему? Возможно, не столь уж далекое время другой войны, битвы с Флотом Федерации, корабли хапторов, распыленные в Великой Пустоте, кровавые схватки на планетах, сокрушительное поражение... Вряд ли эти мысли были приятными.
– Робота прислал мне Баргахори, владыка Ппуш, – произнес харши’ххе. – Подарил как свидетельство одной из своих побед, но где и когда это случилось, я не помню. Видимо, какая-то мелкая стычка... Ппуш чаще проигрывали, чем побеждали... – Он снова уставился на Петровича. – Ты прав, ашинге, это всего лишь механизм, и это не мой трофей. Хочешь забрать обломки – забирай! Мне они не нужны.
– Благодарю от имени Земной Федерации! – громко и внятно промолвил Хурцилава.
– Благодарю от имени Звездного Флота! – эхом отозвался Шошин.
Взгляд владыки скользнул к нему. Среди членов миссии коммандер был самым невысоким, на ладонь ниже худощавого Петровича. Не всякий заметил бы ширину его плеч, крепкую шею и мощный торс, обтянутый мундиром; ладони у коммандера тоже были не маленькие, каждая с саперную лопатку, излюбленное оружие десантников с Ваала. Но эти признаки телесной силы, понятные лишь опытному человеку, не удостоились внимания харши’ххе. Он прикоснулся пальцами к надбровным дугам, что служило жестом недоумения, и пробормотал:
– Говорили мне, что у ашинге другая генетика, и потому, наверное, вы пьете крепкий кхашаш как воду... Но все же удивительно! Удивительно! Такие малорослые, слабосильные существа!..
Шошин улыбнулся. Улыбнулся во весь рот, оскалив зубы и глядя прямо на харши’ххе, что считалось у хапторов вызовом. Затем произнес:
– Ну, не такие уж мы слабосильные... Налей, Петрович! Полную!
Он не стал повторять фокус Абалакова, осушил чашу в несколько больших глотков и приподнял ее вверх на вытянутой руке, крепко стиснув пальцами. Секунду-другую прочная керамика сопротивлялась давлению, потом раздался жалобный скрип, треск, и на пол посыпались обломки. Вытащив из кармана платок, Шошин небрежно смахнул пыль с ладони и сказал:
– Пусть высокий харши’ххе не обижается за убыток. Но кружка могла быть попрочнее.
Воцарилась мертвая тишина. Шеггерен’кшу взирал на коммандера точно на дикого куршута, вылезшего вдруг из-под кровати в спальне. Харши’ххе не был разгневан, лишь очень, очень удивлен – такие сильные эмоции Эрик улавливал безошибочно; владыка словно бы размышлял над неким секретом, внезапно открывшимся ему, заставившим думать о чем-то не так, как прежде. Миг истины, решил Эрик; тот миг, который меняет мысли и судьбы разумных существ, доказывая, что реальность не так проста, как до этого они полагали.
Молчание прервал Хурцилава. Сделав шаг назад, он поклонился по земному обычаю, изящным жестом поднес руку к подбородку, а затем промолвил:
– Как представитель Земной Федерации в системе Утарту, расстаюсь с высоким харши’ххе в надежде, что мы достигнем взаимопонимания. Уверен, что в грядущем нас ждет прочный мир, ждут торговые контакты, выгодные для обеих сторон, ждет полезное сотрудничество в иных сферах и областях познания, которые сейчас мы даже не в силах представить. Еще раз заверяю высокого владыку в нашем неизменном почтении, и если у него нет более вопросов, прошу позволить нам удалиться.
– Рррхх... вопросов нет. Идите! – пробурчал Шеггерен’кшу и медленно попятился, нащупывая ногой шкуру. Встав у головы чудовища, он принял позу власти: сложил руки на груди и устремил взор в бесконечность. Но чудилось Эрику, что владыка, сам того не желая, косится временами на обломки чаши, валявшиеся на полу.
Вслед за Сезун’пагой члены миссии проследовали в галерею. Шихерен’баух, слегка покачиваясь, тащился за ними; последним шагал служитель с останками робота на гравиплатформе. В этом широком, как проспект, коридоре было множество ниш; одни занимали доспехи, оружие, охотничьи трофеи, в другие открывались проходы в глубь дворца, скудно освещенные и большей частью пустые. Не сразу Эрик заметил, что у одного из таких ходов собралась небольшая толпа. Только женщины, десятка полтора; они стояли молча, неподвижно, как если бы сами превратились в экспонаты музея Шеггерена’кшу, стояли, разглядывая приближавшихся землян. Их одежда разнилась с мужской лишь более яркими оттенками длинных балахонов да изобилием каких-то украшений, фигуры и лица не радовали взгляд – те же массивные челюсти, мощные валики надбровных дуг, сероватая кожа и пара шишек, упрятанных в серебристые колпачки. Но чем-то они отличались от шуш’хакель, привезенных в миссию «говорильником», и Эрик, уловив исходившую от них ментальную волну, решил, что дело не только в богатых одеждах. То были самки дома правителя, и они держались с достоинством настоящих принцесс. Или королев, если среди них имелись жены Шеггерена’кшу.
Сезун’пага замедлил шаги, потом остановился перед рослой особой в центре группы, что-то почтительно пробормотал и поднес ладонь к челюсти. Земляне повторили этот жест. Дама была крупная, с основательными формами, на голову выше «говорильника». С ее плеч свисал балахон темно-синего цвета с золотой вышивкой – звездными знаками клана Кшу, шею охватывало ожерелье из платиновых колец, а между рогами Эрик разглядел небольшую диадему потрясающей красоты. Он замер, уставившись на этот предмет искусства, свидетельство художественных достижений хапторов, но через секунду понял, что они тут ни при чем.
– Работа лоона эо, – прошептал за его спиной Дик Харгрейвс.
– Вижу, – отозвался Эрик, почти беззвучно шевеля губами.
Самка в темно-синем сделала знак рукой, позволяя землянам следовать дальше. Когда они подходили к пандусу, Хурцилава спросил:
– Пха Сезун’пага может назвать имя этой женщины?
– Шеррон’исар, поко высокого Шеггере– на’кшу, – произнес «говорильник». – Рожающая щенков.
– Хотела на нас посмотреть?
– Аха. Самки любопытны.
– Как во всех мирах Галактики, – подвел итог коммандер Шошин.
«Поко» означало «первая». Знатные хапторы не слишком церемонились с женщинами своих гаремов, обозначая их числительными «поко», «покото», «покото’ша» – «первая», «вторая», «третья» и так далее. Но, очевидно, поко владыки клана уважали – тем более что она рожала мальчиков. Это последнее обстоятельство считалось очень важным, и вряд ли Шеггерен’кшу взял бы первой супругой самку с неподходящей генетикой. У расы хапторов была странная особенность, не понятная для земных ксенобиологов: лишь пятая часть их женщин производила на свет детей мужского пола, и эти самки ценились выше прочих.
