Грозные и ужасные гномы расхаживали за спинами сотрудников галоканала, орали дурными голосами, требуя, чтобы никто не оборачивался и не оглядывался. В этот момент я в сопровождении полковников Филиппа и Герцега шел по коридору четвертого этажа редакционного здания Третьего канала, с ужасом в глазах посматривая на эту картину насилия над свободными журналистами, которым приходится так страдать и мучаться из-за политических ошибок своего главного редактора. В тот момент всей своей душой я сострадал вместе с этими кирианцами и кирианками, но сердцем понимал необходимость проведения подобных нравоучительных мер. Вскоре мы подошли к кабинету господина Жарко. Подобную роскошь его приемной мне не приходилось встречать ни в одном помещении имперского дворца, даже тронный зал не был таким шикарным. Секретарша главного редактора галоканала спиной подпирала дверь кабинета господина Жарко и своей грудью преграждала гномам проход в кабинет. Когда мы вошли в приемную и все трое также молча направились к двери, секретарша сильно побледнела и, рукой схватившись за сердце, видимо, узнала меня и полковника Филиппа, чье имя сегодня стало нарицательным в Империи, отошла от двери.
— Господин Жарко, — сказал я переступая порог кабинета, — не были бы вы столь добры собрать совет директоров Третьего галоканала. В вашем распоряжении десять минут, чтобы обзвонить членов совета директоров и попросить их срочно прибыть на галоканал на внеочередное заседание. Я буду ждать их тридцать минут, понимаете, — я мило улыбнулся господину Жарко, — у меня мало свободного времени и я не могу позволить себе более долгого ожидания. Что касается вас, господин Жарко, то вы свободны, я полагаю, что совет директоров изберет другого главного редактора Третьего галоканала. Поэтому, не могли бы вы оставить меня и моих сопровождающих офицеров одних в кабинете, а сами можете его покинуть, оставив на столе ключи от сейфов и столов. Сюда вы больше не вернетесь.
* * *
Совет директоров имперского Третьего галоканала, на внеочередном заседании которого смогли присутствовали четыре из семи членов совета директоров, единогласно проголосовал за увольнение главного редактора господина Жарко. Также единогласно он принял решение о назначении господина Иррека генеральным директором имперского Третьего галоканала.
Ошеломленные новостями, поступающими с четвертого этажа здания, с внеочередного совета директоров, журналисты Третьего канала со слезами на лицах выслушивали сообщение за сообщением, сначала об увольнении их любимого главного редактора, а затем об назначении никому ранее неизвестного нового генерального директора Третьего канала. Первоначально они хотели организовать политическую забастовку, выйти на городские улицы с лозунгами о правах человека, но когда им разъяснили положение дел с юридической точки зрения, то они отказались от этой идеи. Среди них нашлись мужественные журналисты, которые поднимались на трибуну и во весь голос заявляли о своей преданности великому журналисту и бывшему главному редактору галоканала Жарко. Они говорили о том, что в знак протеста против противоправного решения никому неизвестного совета директоров, прекращают сотрудничество и покидают творческий коллектив Третьего канала.
К своему великому сожалению, эти молодые журналисты не знали того, что господин Жарко, спешно покидая здание «своего бывшего галоканала», забыл поинтересоваться о том, а что же происходит с творческим коллективом галоканала, с которым он проработал немало лет. В тот момент Жарко интересовал только один момент, будут ли ему выплачены полагающиеся по контракту имперские кредиты. Черт бы меня тогда побрал, в то время я еще не знал, какая у него была заработная плата, поэтому с безразличным видом утвердительно кивнул головой. А гномы в галостудии с журналистами, решившими покинуть Третий канал, поступали очень просто. Хочешь уйти и протестовать, пожалуйста, пиши заявление об уходе по собственному желанию и протестуй за дверьми здания галоканала. Они тут же забирали у журналистов пропуска на проход в здание, а касса галоканала выплачивала им выходные пособия.
Я очень боялся этого момента исхода творческого персонала, боялся того, что как бы не уволился весь журналистский коллектив, тогда галоканал вынужден был бы на время приостановить свою работу и не выдавать в эфир материалы, которые было бы невозможно подготовить без этих молодых и пожилых журналистов. Но внутреннее чутье меня не подвело меня и в этом случае. Через час после официального объявления о смене руководства Третьего канала поток заявлений на увольнение иссяк, ушло восемьдесят шесть правдолюбов, а на галоканале работало двести шесть журналистов. Технический персонал галоканала вообще не отреагировал на смену руководство, ни один инженер или техник так и не подали заявления об увольнении.
В этом момент я с Филиппом и Герцегом все еще находился в кабинете бывшего главного редактора Третьего канала, ожидая появления Иррека, который пока еще не знал о своем новом назначении. Но вот снизу поступила информация о том, что вот уже некоторое время никто больше не пишет заявлений об уходе. Ради проформы я поинтересовался, а кто последним подал заявление на увольнение, мне ответили, что заявление поступило от бывшей секретарши Жарко. Я тут же распорядился о том, чтобы девушку доставили бы ко мне.
Когда в кабинет ввалились два гнома полковника Герцега, которые со своими секирами и топорами в руках очень походили на мясников и живодеров с скотобойни. Они за локоть с обеих сторон придерживали знакомую нам девушку, которая была в совершенно расстроенных чувствах. Слезы так и лились из ее глаз, а губы возмущенно тряслись из-за такого насилия над ее свободной личностью.
Одновременно с девушкой и гномами в кабинете влетел и Иррек, который радостно доложил мне о своем прибытии. Не обращая внимания на девицу с заплаканными глазами, я попросил Иррека пройти и устраиваться за главным столом кабинета, чтобы начать подготовку парня к ожидавшей его новости о новом назначении. Вкратце пересказал ему историю создания имперского Третьего канала, об участии в этом предприятии имперского министерства труда, а затем на ярких примерах продемонстрировал ему неопровержимые доказательства того, как на канале велась подрывная работа по дискредитации Императора Иоанна и имперской власти в глазах кирианской общественности. Подчеркнув при этом, что главный редактор Жарко был постоянным гостем информационно-аналитической службы клана Медведей. По глазам Иррека я видел, что парень не совсем понимает того, что происходит, почему я так долго и нудно его просвещаю по вопросам имперского галовидения, но он особо не протестовал против этого, а с вежливым и умным видом выслушивал мои бредни. Наступил момент истины, когда я иссяк, говорить мне больше было нечего, я был вынужден выложить перед ним новость о только что состоявшемся его назначении генеральным директором Третьего канала. Реакция Иррека, как я того и опасался, оказалась неоднозначной, сначала он глупо заржал, затем задумался, затем снова заржал, и, в конце концов, нагло поинтересовался, а согласовал ли я вопрос о назначении с его непосредственным начальником и лучшим другом.
