Армагеддон. Трилогия - Бурносов Юрий Николаевич

Бывший водитель-дальнобойщик, Кларк как-то незаметно стал лидером общины Уотерхоул. Его здоровенный «кенворт» с прицепом сейчас являлся частью стены, окружающей городок вокруг водяной скважины. Довольно правильный квадрат примерно пятьсот на пятьсот метров был собран из трейлеров, карьерных самосвалов и автобусов, проемы заполнены разным металлическим мусором и затянуты стальной сеткой. По углам высились сторожевые башенки с пулеметными турелями, а из ворот в случае нужды всегда мог выехать их последний довод — бронеавтомобиль «хамви» с сорокамиллиметровой автоматической пушкой. Снаружи возле ворот стоял танк М60, который выглядел весьма угрожающе — посторонним незачем было знать, что двигатель танка не работал, а весь его боекомплект ограничивался тремя зарядами для орудия. Пулемет с него был снят и укреплен на одной из башенок.

Таких маленьких фортов в труднодоступных местах пустыни было много, но связи они между собой практически не имели. Редкие торгово-обменные операции происходили случайным образом, не говоря уже о попытках объединения с целью отражения атак рейдеров.

А рейдеров в пустыне хватало. Старый знакомый Шибанова, Карл Макриди, ухитрился собрать небольшую армию, в том числе включающую некоторое количество бывших военных и вполне серьезную технику. Против таких сил у Уотерхоула попросту не было шансов, но Макриди не обращал пока внимания на подобные городишки, имея куда более серьезные цели в виде крупных городов. В крупных городах была своя проблема — тысячи безумцев, которые оказались не совсем-то и безумцами. Осенью прошлого года кто-то — то ли в самом деле сумасшедший, то ли несколько офицеров, зараженных вирусом и ухитрившихся сговориться — попытался запустить с секретной базы несколько ракет с ядерными боеголовками. Системы ПВО Североамериканского Альянса сбили их, и ракеты упали, едва успев взлететь. Поэтому сразу несколько мест на Закрытой Территории превратились в радиоактивные проплешины, где не осталось ничего живого, а то, что там обитало, живым не поворачивался назвать язык. К счастью, все такие пятна были далеко от Уотерхоула, однако многие климатические изменения, вызванные взрывами, сказывались и здесь, начиная прежде всего с песчаных бурь.

Попытки выйти на связь с Большой землей заканчивались неудачей — Закрытую Территорию словно старались не замечать. Границы по-прежнему были перекрыты, там установили роботизированные системы, реагирующие даже на койотов и кроликов, и о мыслях удрать с проклятых земель все давно забыли. Изредка над Территорией появлялись самолеты и вертолеты с гуманитарными грузами, однако после того, как несколько машин было сбито, гуманитарку стали сбрасывать значительно реже. Кто сбил — те же больные военные, или же нормальные военные, которые все равно, как известно, в массе своей чокнутые — не знал никто. Кстати, немногочисленную авиатехнику, оставшуюся исправной на Территории, тоже сбивали — на сей раз с другой стороны, поэтому всякие попытки полетов быстро прекратились.

Складывалось впечатление, что Закрытая Территория стала чем-то вроде самостоятельного государства, с которым никто не хочет знаться и чьи границы закрыты в обе стороны, вроде Северной Кореи при династии тиранов Кимов. Разница заключалась в том, что тирания подразумевает жесткую власть, а на Закрытой Территории единой власти не было и быть не могло.

Маленькие городишки вроде Уотерхоула чаще всего были чем-то вроде коммун. Однако встречались и маленькие поселения с совершенно иным управлением — одни походили на гитлеровскую Германию, другие — на благостно-нелепые идеи утопистов. Первые жили долго и частенько побеждали вторых.

В Солт-Лейк-Сити располагалось, по сути, настоящее государство. Во главе его стоял человек, называющий себя Мастером; ходили слухи, что он то ли бывший министр, то ли бывший сенатор. Вернуться оттуда было еще более сложным делом, чем попасть туда. Поговаривали, что в Солт-Лейк-Сити возродился рабовладельческий строй, а множество научных и технических достижений человечества, кроме военных, объявлено выдумками Сатаны.

Ко всему этому следовало добавить кочевые рейдерские банды, остающиеся «сами по себе», стаи безумцев, которым не хватило места в больших городах, случайные компании деградировавших едва ли не до дикости людей. Кое-где, по слухам, процветал каннибализм, хотя фактических свидетельств не существовало. С другой стороны, как они могли существовать, если свидетели закончили свой жизненный путь в котле с похлебкой или на гриле?

Новостей в Уотерхоуле не было уже шестой день. В последний раз сюда наведались несколько рокеров, «Ангелов Ада», которые колесили по пустыне в поисках приключений на самодельных багги. «Ангелы» рассказали, что Макриди со своим войском разгромил довольно крупное поселение на месте тренировочного лагеря Национальной гвардии к юго-востоку отсюда.

— По-моему, они вполне могут двинуться сюда, — сказал один из «ангелов», тощий бородач в проклепанной куртке и с татуировкой в виде свастики на лбу. — Я бы на вашем месте, ребята, не сильно расслаблялся.

И «ребята» не расслаблялись. Усилили ночные посты на башенках, послали двух парней на квадроциклах «ямаха» объезжать окрестности, хотя бензин был на вес золота. Никаких следов Макриди.

Потому Кларк пребывал в хорошем расположении духа. Потирая объемистое пузо, он добродушно поинтересовался:

— Слушай, Расти, а что ты хранишь в этом футлярчике, который постоянно болтается у тебя на ремне?

— Амулет, — ответила за Ростислава девушка.

— И чего он означает?

— Любой амулет в первую очередь приносит своему обладателю счастье. Расти, покажи Рою скорпиончика.

Шибанов не любил демонстрировать посторонним свой талисман, но Рой Кларк на роль постороннего годился не вполне. Именно он сочетал их с Атикой браком. Кларк не стал тогда тянуть с церемонией и попросту спросил: «Согласны стать мужем и женой?». «Да», — хором ответили Ростислав и Атика. «Ну так и будьте, за чем дело стало? У нас в Неваде с этим всегда обстояло без особенных хлопот [28]», — заключил Кларк и предложил отметить появление новой семьи.

Шибанов расстегнул кнопки футлярчика на поясе джинсов и показал Кларку металлическую фигурку. Бывший дальнобойщик осторожно взял ее в руки, повертел, укололся о торчавшее жало и, ойкнув, вернул.

— Где взял-то?

— От деда осталось.

— Дед колдун был, что ли?

— Нет, военный. Хотя, может быть, и колдун немножко…

— У моей бабушки тоже была подобная фигурка. Обезьянка, — сказала Атика, но Шибанов пропустил ее слова мимо ушей, потому что ему вспомнился дед.

Дед Саня воспитывал юного Ростислава, пока отец с матерью мотались по далеким гарнизонам — профессия военного была в семье Шибановых наследственной. Здоровенный, всегда бреющийся наголо дед напоминал Ростиславу Юла Бриннера, голливудского актера с русскими корнями. Как-то Ростик сказал об этом деду, полагая, что тому подобное сравнение будет приятно, но дед только рассердился.

— Ты божий дар с яичницей не путай, — наставительно сказал он, — этот твой Юл, он кто? Обычный одесский биндюжник. А я потомственный казак с Таганрога. Чуешь разницу?

Каждое утро дед Саня целый час делал зарядку с гантелями, и Ростика к этому приучил. Ростислав хорошо помнил, как дед на спор подтягивался на турнике пятьдесят раз — а было ему в то время хорошо за восемьдесят. Могуч был дед Саня, могуч и крепок, как вековой дуб. Он всегда казался Ростиславу вечным — смерть просто не осмелилась бы приблизиться к такому молодцу. Поэтому, когда дед вдруг заговорил с ним о наследстве, Шибанов-младший сначала подумал, что он шутит.

Но дед был серьезен, как никогда. Он позвал четырнадцатилетнего Ростика в свою комнату, велел сесть в кресло и, открыв шкаф, вытащил деревянный, обклеенный картинками из старых советских журналов сундучок.

Сундучок не вызывал у Ростислава никаких добрых чувств. Дед хранил в нем целую груду орденов и медалей, которые почему-то никогда не надевал, даже на День Победы. Когда Ростику было лет семь, он без спросу полез в сундучок, но рассмотреть там ничего не успел — дед бесшумно подошел к нему со спины, взял за ухо железными пальцами и вывел из комнаты. Потом взял широкий армейский ремень и несколько раз врезал Ростику пониже спины. Эта простая воспитательная мера надежно отбила у Ростислава желание повторно заглянуть в сундучок, и теперь он предсказуемо напрягся.