Он так и замер с занесенным кинжалом в руке. Стало тихо, лишь ветер доносил из долины нестройный гул множества людей. Перед Ксальтотуном, по другую сторону алтаря, стоял человек в черном плаще. Капюшон бросал тень на его бледное, с тонкими чертами, лицо и спокойные, задумчивые глаза.
— Собака асурит! — подобно рассерженной змее, зашипел Ксальтотун,— Безумец, уж не за смертью ли ты явился сюда? Эй, Баал, Хирон, живо ко мне!
— Зови, зови громче, ахеронец! — ответил человек и засмеялся,— Им, должно быть, нелегко расслышать тебя из Преисподней!
В это время из чащи, окаймлявшей вершину холма, показалась высокая старуха в крестьянской одежде. Ее седые волосы развевал ветер, а по пятам бежал большой волк.
— Жрец, ведьма и волк,— с презрительным смешком пробормотал Ксальтотун.— Глупцы! Что значат ваши жалкие фокусы по сравнению с моей силой! Движением руки смету я вас со своего пути...
— Сила твоя — что подхваченная ветром солома, ничтожный пифонец,— отвечал асурит.— Как ты думаешь, почему река не вспухла потоком и не заперла Конана на том берегу? Я разгадал твой умысел, приметив ночную грозу, и мои заклятия разогнали собранные тобой облака, не дав им пролиться дождем. А ты и не понял, что твоя магия так и не вызвала ливня.
— Лжешь! — закричал Ксальтотун, однако уверенность его была поколеблена,— Я ощущал, что против меня действует могущественное колдовство. Но магию дождя может рассеять лишь тот, кому подвластно самое сердце волшбы! Тебе ли это под силу?
— Но ведь наводнение, задуманное тобой, так и не произошло,— проговорил жрец.— Взгляни на своих союзников, пифонец! Ты привел их сюда на погибель! Ловушка захлопнулась, и ты уже не властен помочь. Смотри!
Тонкая рука Хадрата указывала вниз. Из ущелья, из верхней долины за спинами пуантенцев, галопом вылетел всадник. Он бешено размахивал над головой чем-то блестящим. Бесстрашно промчался он вниз по склону, между расступившимися гандерами, и те с торжествующим ревом принялись бить копьями в щиты, наполнив громом долину. Выскочив на террасу, разделявшую два войска, взмыленный конь завертелся на месте, взвиваясь на дыбы. Седок кричал не своим голосом, продолжая размахивать рукой. Это был обрывок алого знамени: солнце играло и переливалось на чешуе золотой змеи, украшавшей полотнище.
— Валерий мертв! — зазвенел голос Хадрата,— Барабаны в тумане привели его к гибели! Я собрал этот туман, ничтожный пифонец, я же и развеял его с помощью своей магии, которая куда сильнее твоей!
— Что мне до Валерия? — возвысил голос Ксальтотун. На него было страшно смотреть: глаза горели, судорога коверкала черты.— Мне больше не нужен этот глупец! Я сокрушу Конана и без помощи смертных людишек...
— Так что же ты медлишь? — насмешливо осведомился Хадрат.— Чего ради ты позволил стольким своим сторонникам умереть под стрелами и на копьях?
— Потому что для великого колдовства нужна кровь! — загремел Ксальтотун, и скалы содрогнулись от его голоса. Мертвенное сияние переливалось вокруг его головы,— Потому что ни один волшебник не тратит сил попусту! Потому что я сохранил свою мощь для великих дел будущего, не желая расходовать ее ради какой-то потасовки в холмах! Но теперь, клянусь Сетом, я дам ей полную волю! Смотри же, пес, бессильный жрец давно умершего Бога, смотри, и рассудок навсегда оставит тебя!
Но Хадрат откинул голову и рассмеялся, и было в его смехе обещание ада:
— И ты смотри, черный демон Пифона!
Его рука нырнула под плащ и извлекла нечто, затмившее даже яркий солнечный свет. Всю вершину холма объяло пульсирующее золотое сияние, и Ксальтотун вдруг сделался похож на мертвеца.
Он вскрикнул, словно ощутив смертельную рану:
— Сердце! Сердце Аримана!
— Да! — был ответ,— И тебе не превозмочь его силу!
Казалось, Ксальтотун начал стариться и усыхать: бороду и волосы на глазах усыпала седина.
— Сердце! — повторил он невнятно.— Ты украл его, собака... вор...
— Нет, я не крал его. Оно побывало далеко в южных странах, и долгим было его путешествие. Но теперь оно у меня в руках, и против него тебе не поможет вся твоя черная сила. Сердце воскресило тебя — оно же и отбросит тебя обратно во тьму, из которой ты был вызван. Отправляйся же в Ахерон по темной дороге, сквозь сумрак и тишину. Пусть черная империя, которую ты хотел возродить, навеки пребудет лишь страшной легендой и затеряется в памяти человечества. Конан снова будет править страной, а Сердце Аримана вернется домой — в пещеру под храмом Митры. Тысячу лет оно будет гореть там как символ могущества Аквилонии!
Ксальтотун взмахнул кинжалом и с нечеловеческим криком бросился на Хадрата, огибая алтарь. Но в это время откуда-то — то ли с небес, то ли из самого камня, сиявшего на ладони Хадрата,— ударил слепящий голубой луч. Он вонзился прямо в грудь Ксальтотуну, и громовой раскат эхом раскатился в холмах. Ахеронский волшебник рухнул на землю, но, еще не коснувшись ее, его тело претерпело жуткие изменения. Не труп только что убитого лежал возле алтаря — иссохшая, сморщенная мумия, скорчившаяся внутри истлевших повязок.
Зелата задумчиво смотрела на то, что лежало у ее ног.
— Он и не жил по-настояшему,— сказала она.— Сердце придало ему пустую видимость жизни, так что он и сам обманулся. А я всегда видела в нем лишь мумию!
Хадрат склонился над алтарем и освободил девушку, лежавшую без чувств. И в это время из-за деревьев появилось нечто странное: колесница Ксальтотуна, влекомая демоническими конями. Медленным шагом подошли они к алтарю и остановились. Бронзовое колесо почти касалось того, что уже не было человеком. Хадрат поднял высохшие останки и положил их в колесницу. Тотчас же тронулись с места волшебные кони и поскакали на юг, вниз по склону холма. Хадрат, Зелата и волк долго следили за тем, как они удалялись. Перед ними лежала долгая дорога в Ахерон, недоступная глазам смертного человека.
А внизу, в долине, Амальрик так и замер в седле при виде безумного всадника, что гарцевал между армиями, размахивая окровавленным клоком знамени с золотой змеей. Потом некое чувство заставило его вскинуть голову и обернуться к холму, звавшемуся Алтарем Королей... и раскрыть рот в изумлении. Вся долина увидела то же, что и барон: с вершины холма взвился луч слепящего света, окутанный брызгами золотого огня. Высоко над головами людей вспыхнуло такое сияние, что даже солнце, казалось, на миг побледнело.
— Сигнал Ксальтотуна! — взревел барон.
— Нет! — крикнул Тараск,— Это сигнал аквилонцам! Гляди!
Там, наверху, наконец-то шевельнулся доселе неподвижный рыцарский строй. Долина огласилась густым, низким ревом множества глоток.
