— День добрый, Петрович, — обменявшись рукопожатием, дипломатично поинтересовался Емельянов, смиряя запал и желание сразу вывалить на голову собеседника всю историю. — как дела в общем и в частностях?
— Какие тут нахер, дела! — рявкнул в ответ полковник. — Горбачев со своим ускорением задолбал на корню! Чтоб вы так летали, как нам горючку подвозят! Середина месяца, а на балансе висят тридцать тысяч тонн! Все емкости под завязку! А они гонят и гонят, по три эшелона в месяц! Куда мне его девать?! А девать надо! Заикнешься, что хватит, мол, ерундой страдать, и слать не больше, чем для полетов необходимо! Моргнуть не успеешь, в «тормоза перестройки» загудишь. И поскачет звезда по кочкам, замполиты проработками задолбают. В общем, сам видишь — проявляем «новое мышление» в полный рост. Земля впитывать не успевает! Летали бы вы не на керосине, а на бензине, как «кукурузники», — с нынешним хозрасчетом вся округа на меня бы работала!
Только теперь майор разглядел, что керосин из открытых кранов, словно в школьной задачке про бассейн, весело стекает в траншею, исчезающую за колючкой в глубоком овраге.
— Ну да и хрен с ним, из земли вышло, в землю и уйдет, — с неожиданным спокойствием подытожил командир базы.
— В Красноталовке уже приспособились из колодцев керосин добывать, — поддержал «светскую» беседу Емельянов, — они в низинке, так что за сутки тридцать сэмэ набирается…
— Ты, Саня, мозги мне не пудри, — оборвал майора резкий, как обрыв, полковник, — Пришел — говори, с чем. Кота за яйца тянуть не надо. Вы сесть не успели, а ты ко мне уже примчался. С чего вдруг? Есть подозрение у меня, что тебе что-то очень нужно…
— Прав, как всегда, Петрович! Опыт водкой не зальешь, — не стал увиливать Емельянов и продолжил, очень тихо, чтобы не дай бог не услышали ничьи сторонние уши. — Короче, у меня на борту неучтенка.
Полковник скосился на суетящихся прапоров и показал взглядом на поросший травой закуток, расположенный в двух десятках метров от ближайших ушей.
— И какая же у тебя после «Оленьей» на борту может быть неучтенка? — Так же тихо вопросил Петрович, как только они удалились от подчиненных на безопасное расстояние. — Не поселок оленеводов, в самом деле, а полигон. Темнишь, сосед…
— Та самая, про какую ты подумал, — отлично зная, что командира базы можно одолеть лишь в лобовой атаке, без обиняков врезал майор.
— Охренел? Первое апреля давно прошло.
— Какой тут, к зеленям, апрель! Сам бы не поверил, если бы не со мной. В общем, полный звиздец…
— Ты не причитай, мля, рассказывай…
Пилот вздохнул, собираясь с мыслями, да и с силами, откровенно говоря. Больно уж вопрос был темный и неприятный.
— Ну в общем, история такая. Три дня назад мы из Вьетнама пришли, с боевого дежурства. Как обычно, сели в Моздоке, там и заночевали. Спозаранку — от винта и домой на Русу. Высоту набрали, легли на курс. Только-только автопилот включили и немного расслабились, как вдруг приказ: без посадки и дозаправки чесать на Кольский по литерному режиму. «Литерный» — это когда нам трассу ПВО-шники с диспетчерами вне графика расчищают. Так правительство летает. Или когда задача особой важности…
— Да знаю я! Не первый год с вами, оболтусами, вожусь. Дальше что? — полковник, с раннего утра проторчавший на складах, новостей не знал, и был заинтригован не на шутку.
— Дальше, как в кино. Разворачиваемся на север, чешем на «Оленью», садимся. Там, кроме местных, на спецстоянке наш «Двести тридцатый». Говорю с Яриком, выясняю. Левый крайний у них зачихал, моздокский начальник КДП запрос на замену получил, и нас, вместо «Двести тридцатого», на сброс зарядил. Обиделся, гад, что я его бабу трахнул. Вот и подкузьмил… Да та прошмандовка разве что под салабонами не лежала, её употребить сам бог велел!
— Так, хорош резину тянуть, — невежливо попросил командир базы. — Отвлекаешься! «На сброс…» это… то самое?
— Ох и нихера себе замес! Немирным атомом швыряться наперегонки, кто первым успеет… Новое мышление, мать их… — крякнул Петрович. — И что дальше?
— Дальше вообще пурга в Сахаре. Пока у нас суть да дело, генерал помчался в штаб, вернулся со взводом охраны и телефонограммой. Гражданских чуть ли не прикладами от самолета отгоняли. Вояки начали свою бомбу вешать. Ветер в нашу сторону дул, краем уха услышал что какое-то «устройство с зарядом сверхдлительного хранения». Минсредмашевцы кинулись своего министра теребить через вертушку. Пока туда-сюда, к нам командир авиаполка. С личным распоряжением начальника Дальней Авиации — взлетать только с военной бомбой. Свой генерал страшнее чужого генсека, так что мы резину не тянули. Вояки дуру прицепили, мы сразу взлет запросили и в воздух. На высоте чуть отдышались и в зону выброса пошли. Вошли, доложились, получили добро. Бомболюк открыли, кнопку вдавили. Как только лампочка показала сброс, как положено, — на вираж со снижением и бегом из опасной зоны. Как выровнялись, чую по реакции самолета — лишний груз на борту остался. Через десять минут от наземного поста доклад — «нераскрытие парашюта». Не знаю, как получилось, но они решили, что изделие «пшикнуло» и ушло в океан.
