— Премного благодарен, — поклонился сержант, румяный от волнения. — Да славится имя светлейшей Девы-Радуги…
Он взял со стола массивный стальной шлем — в таких головных уборах с ременными подшлемниками и войлочными прокладками воины-меченосцы некогда шли на штурм кивитских укреплений, когда со стен летели камни и копья.
Монахиня в лиловой рясе замерла. Наигранная, нервная веселость покинула ее; настало время таинств. Что для одних — защита от вражеских снарядов и клинков, для других — врата в мир далеких голосов… быть может, лестница в небо… или гибельный провал в темное царство… Куда он пошлет свой зов? кто ему ответит?
— Слушайте… слушайте меня, — нерешительно начал он, застегнув подбородочный ремень. — Говорит сержант Динц из Ордена меча. Я в форте Скалистого мыса, на восточном берегу Кивиты. Мы осаждены войском Тайного ордена. Если кто-нибудь слышит меня, ответьте…
Ни единого голоса. Лишь далекий, мерный шум, похожий на звук прибоя.
— Кто-нибудь слышит меня? Ответьте…
Никого. Даже соблазнитель Раскат снял шлем, вышел из сферы голосов.
«Если бы он подслушивал, я бы его почуял».
— Кто-нибудь… Вы меня слышите?
Безмолвие вокруг на сотни миль. Один шорох невидимых волн.
Все вещуны-меченосцы — молчат. Схвачены черными. Убиты в бою. Покончили с собой, как брат из Трех Щитов.
За волнами шума послышалось слабое, невнятное слово — и погасло. Сержант напрягся, пытаясь его разобрать — не успел.
«Кто это?.. Черные? Донеслось из-за моря? из Вея прилетело? у вейских царей тоже есть вещатели…»
Вновь тишина, нарушаемая только шипением и шорохом. Он закрыл глаза.
— Вы меня слышите?
Сержант с болью ощутил себя одиноким, говорящим среди беспредельной немоты. Кивита с ее поселками, монастырями, портами, плантациями — на самом деле не населенный полуостров, а лесная пустыня, безлюдье гор и озер, на краю которого сидит единственный человек и зовет, безнадежно зовет — последний голос вымершей земли…
— Поговорите со мной, кто-нибудь. Пожалуйста. Ради бога.
Схватив бутылку, он торопливо сделал несколько глотков. Аббатиса стиснула пальцы — похоже, сержант решился расширить слух и речь куда-то далеко, за пределы дозволенного.
— Вы слышите?
В глазах начало мутиться, темнеть. Фигуры коменданта, монахини стали расплываться, словно их рассеивало ветром. Каменные стены кельи просвечивали, как стекло. Затем растворились стены форта, но берега и леса за ними не было — голая земля, серое небо без солнца, пыльная буря. Ветер нес тающие крики, длинные стоны, исступленные вопли.
Вдали — где, сержант не мог понять, — появилась выпуклая громада, висящая посреди ветра. Лед и железо, холодная глыба.
— Опять? — раздалось из нее удивленно. То был не голос, а дуновение, похожее на вздох великана.
— Господи! Отец Небесный, услышь меня!!
— Что тебе? — дохнуло, едва не сдув сержанта со скамьи.
— Попроси… — осмелилась произнести аббатиса, но комендант жестом велел ей умолкнуть.
— Спаси нас!
Ветер клубился пыльными вихрями вокруг темной громады. То, что было заключено внутри, задумалось. Затем прилетел ответ:
— Возьми в море.
Вслед за голосом ударил знакомый звук волн.
Пыль поднималась, заволакивала горизонт; она скрыла источник голоса-дыхания, и, наконец, сгустилась до плотности камня. Сержант вновь оказался в келье — опустошенный, дрожащий.
— Тебе ответили? — нарушил молчание комендант.
— Да…
— Тот же, что прежде?
— Да…
— И что он сказал?
— Надо понять. Я… что-то в море. Я должен прийти в себя.
— Отдыхай. И постарайся понять сегодня. Завтра будет поздно.
Солнце двигалось по небу, отмеряя часы молитв, отсчитывая остаток жизни. Черно-серебряные готовились к бою с черными. Комендант принимал донесения старшин, распоряжался — все пистолеты и мушкеты должны быть заряжены, ударный отряд собирается у ворот, чтобы атаковать сразу после раннего богослужения.
— Тяжелораненым дать отпущение грехов, меч в руку и вино забвения. Кивитов брать только молодых и быстроногих, прочие пусть остаются.
Кое-как избавившись от впечатления — после двух добрых стаканов от беседы среди ветра остались в памяти только слова, — сержант поднялся к парапету, смотреть на водную гладь.
«Возьми в море.Что там взять?»
Стало смеркаться. Девица в лиловой рясе подошла неслышно. Он очнулся, когда она оказалась рядом. Уставился на ирис, вышитый на груди.
— Прости, я тебе помешала?
— Нет… Да… Я размышляю.
— Матушка-аббатиса сказала — тебе нужны травы, брат-сержант. Испытаешь их? Если сделать отвар…
«Я никогда не раскрою эту загадку! — хотел закричать он. — Возьми!И шум… Шум… Легче голову разбить о камень…»
Он рад был отвлечься. Лиловая с ирисом явилась как спасение от мучительных раздумий, сержант испытывал к ней искреннюю благодарность.
В ее кожаной укладке брат Динц увидел множество пакетов, склянок и горшочков, каждый с разборчивой надписью или бумажной наклейкой. Вейский дурман, «листва пророка» из земли варакиян-пустосвятов… даже «корень вдов», что избавляет жен от постылых мужей. И лекарь, и отравитель нашли бы здесь снадобье для любой цели.
— Что тут завернуто?
— Пьянь-трава, гигауна. Ее нельзя пробовать. Она разливает в теле желчь и приводит к злой водянке. Отвешивать гигауну может лишь матушка.
— Да-а-а, слыхивал я, что среди травок лиловых сестер есть и вредные…
— Для души — нисколько.
— А эти пилюли из красного воска?
— Если я завтра не смогу взлететь, то приму одну с молитвой «Избави, Господи» и взойду по радуге, — тихо ответила девушка.
— Мы будем сражаться. — Брат Динц невольно сжал кулак. — Дадим вам время, чтоб войти в летучий сон. Или что — для этого нет подходящих зелий?..
— Я умею взлетать без них. Это секрет, — она рассмеялась, словно мгновение назад не говорила о самоубийстве.
— Ох вы, травницы, зелейницы… Расскажи, сестра! Люблю разные хитрости. Да что ты хмуришься?.. Если выживу — секрет не выдам, если нет — тем более. Слово меченосца.
Они шептались, перебирая и откладывая подходящие растения — двое молодых, вопреки орденским правилам оказавшиеся вместе и наедине. Иногда их руки соприкасались, от этого по телу шли теплые волны. Сержанту было легко и радостно, будто он выпил хмельного.
