«…многообещающая планета… Забавные вещи случаются в нашем мире – нищая община отхватила лакомый мирок за с имволическую цену, им все-таки небывало повезло на аукционе… отлить, что ли. Пометить, так сказать. После монтажа портала я вряд ли еще сюда попаду, нам, бродягам-дальнобойщикам, всегда светят только новые дороги»…
Куэнкэй-Ну ничего не понял. Чужие мысли, чужые образы и понятия…
Чужак вдруг схватился за голову обеими верхними лапами, издал неопределенный звук ртом и, пошатываясь от навалившейся слабости и боли, повернул обратно к своему гнезду.
Куэнкэй-Ну торопливо погасил мысли.
С этой пищей и в самом деле что-то не то. Никогда охотник еще не был так близок к потере самообладания, он едва не начал охоту. Эта пища все-таки опасна, если заставляет охотника так терять разум. Но самое странное заключалось вот в чем: даже простого мысленного посыла хватило, чтобы опасно ослабить ванару– жизненную силу чужака. И это случайное слияние … Оно как бы произошло само собой, что-то в чужаке словно открылось навстречу Куэнкэй-Ну… наверное, это как-то связано с тем самым двойным разумом…
Как только существо скрылось в гнезде, его входное отверстие словно заросло, и охотник почувствовал всплеск незнакомой энергии. Гнездо чужаков загудело. А затем… Из-под основания гнезда вырвались жаркие даже на таком расстоянии языки пламени, какие бывают во время страшнейших лесных пожаров, вырвались с оглушающим ревом, гнездо чужаков оторвалось от земли и косо устремилось в небо.
В ослепляющем страхе молодой охотник припал к земле всем телом, слился с почвой и кустами, сам превратился в один из древесных сонных кустов.
Время страха, казалось, тянулось бесконечно.
Когда рев затих, а летающее огненное гнездо бесследно скрылось в низком стылом небе умирающего сезона Сна, Куэнкэй-Ну восстановил храбрость и осторожно спустился с холма. Безумство отпускало, он снова становился самим собой.
Там, где ранее находилось гнездо, почерневшая почва дымилась. Охотник прикоснулся длинным когтем. Обжигающе горячо. Нужно возвращаться, рассказать вождю, он должен знать об этих существах.
Не исключено, что эта пища еще вернется.
Сезон Охоты с каждым днем все больше вступал в свои права.
Свет проснувшихся небес ласкал мефа, стараясь забраться в самый темный уголок и пробудить к жизни самое слабое семечко. Листья и кожура плодов, сброшенные деревьями еще до сезона Сна, курились влажными испарениями, источая пряный аромат. Пережившая холода растительность, отзываясь на щедро даримое тепло, пускала юные и жадные до света побеги.
Теплый, наполненный ванару лес пах восхитительно, будоражил ум и желания.
Куэнкэй-Ну охотился уже почти половину светового периода, когда наконец засек подходящую пищу на границе пространственного восприятия, и мгновенно остановился, замер прямо в полупрыжке. Передние лапы уже оторвались от зеленоватой почвы, с каждым днем все сильнее прораставшей молодым мягким мхом и нежными травяными кустиками чхой, а задние не успели. Несколько мгновений охотник, не шевелясь, прислушивался к своим ощущениям. Оживленная стайка древоптиц, попрятавшихся с его появлением среди веток ближайших семенных деревьев, увешанных набухшими с приходом тепла родильными мешками, осмелела и снова засуетилась, возобновляя прерванный брачный танец – малявок обманула его абсолютная неподвижность. Для охотников куарай древоптицы не представляли особого интереса, так как для выведения потомства требовалась более крупная дичь, а сам Куэнкэй-Ну не был голоден, поэтому не стал обращать на мелочь внимания. Таких крох можно найти на каждом дереве, прокормиться взрослому куарай в лесу не проблема, главное – найти пищу для потомства.
Именно этим он сейчас и занимался.
Слабые мозговые волны жертвы, улавливаемые Куэнкэй-Ну с большого расстояния, не сразу сформировались в определенную картинку, но вскоре он понял, что почуял пожирателя веток, который, судя по затуханию сигнала, удалялся от охотника, грозя вскоре исчезнуть из зоны восприятия.
Определив направление, Куэнкэй-Ну без промедления сорвался с места, вновь распугав мелких тварей. Вот такая добыча – в самый раз.
Стремительные, грациозные, почти бесшумные прыжки несли его над землей, легкими корректирующими движениями лап и когтей он без труда огибал встречные деревья, летел, как призрачный ветер.
Нужно спешить. Он знал, что находится слишком близко к охотничьей территории соседнего племени – мантулис, поклонявшихся, в отличие от куарай, камню-предку. Глупцы! Разве может камень быть предком! Но охотниками они были умелыми, а их воины заслуживали уважение. И поэтому следовало спешить, пока пожиратель веток, за которым он гнался, не пересек границу пахучих территориальных меток.
Ритуал предстоящей охоты возбуждал, проникая в каждую мышцу дрожью нетерпения, гнал вперед. Главное, чтобы его никто не опередил, в этой части леса добывали пищу еще несколько охотников племени куарай. Они могли перехватить его добычу…
И это соображение еще больше подхлестывало и без того дикую злость, черным ядовитым облаком разъедавшим его разум. Даже если он одолеет пожирателя веток самостоятельно, эта охота не будет полноценной. При распределении молодых самок перед началом охоты вождь обошел вниманием Куэнкэй-Ну. Слившись с его рассказом, Содоруй-Да пришел к выводу, что своими неосторожными действиями он вспугнул новую пищу, обнаруженную им при разведке несколько дней назад. И теперь статус Куэнкэй-Ну на некоторое время, пока вождь не снимет наказание, был приравнен к статусу безголосых.[13]
Позорный, низкий статус, его имеют или слишком молодые куарай, еще не способные начать охоту, потому что их хвостовое жало еще не умеет вырабатывать яд, или слишком старые куарай, уже навсегда закончившие свой сезон Охоты, чьи ядовитые железы уже усохли, умерли раньше хозяина. Да и старики такие долго уже не живут. Еще в племени имелись увечные – взрослые куарай, умелые охотники, не способные к оплодотворению. Были и такие, чье потомство ввиду врожденного уродства было нежелательным для племени. Таких было мало, и тем позорнее было наказание для Куэнкэй-Ну. Он, молодой, полный сил охотник, был приравнен вождем именно к ним. К неполноценным. К безголосым. К тем, кто по закону племени не имеет никаких прав. И под угрозой немедленной смерти обязан слепо и беспрекословно выполнять приказания полноценных. Все это так же означало, что охотиться ему разрешено, это его обязанность, но его добыча достанется самкам других, полноценных охотников. Ему не позволено продолжение рода до особого разрешения Содоруй-Да. Пока тот не решит, что Куэнкэй-Ну этого достоин.
