— Ба, да ты все еще дрожишь!
— Я так испугалась. Там, в арке. До сих пор не могу отойти.
— Ну ничего, сейчас выпьем коньяка, и все пройдет.
Костя подошел к бару, достал пузатую бутылку, купленную в правительственной лавке, и два хрустальных бокала.
— Он, правда, теплый, — посетовал Муконин, наполняя бокалы. — Но, впрочем, коньяк так и пьют.
— Мне чуть-чуть, всего один глоток.
Протянув ей бокал, Костя сел на диван.
— Выпей сразу до дна. — И сам показал пример.
Приятное тепло быстро спустилось по пищеводу. Маша некоторое время раздумывала, прежде чем проглотить свой коньяк. А когда выпила, то по-детски сморщилась, ему даже стало забавно.
Тут он вспомнил про пистолет. Достал оружие из кармана, покрутил в руках. Щелкнул, разрядил.
— Однако. Неплохая игрушка, — хмыкнул он.
— Что? — испуганно сдвинула брови Маша.
— Ничего, забудь.
Костя засунул пистолет в полость между подлокотником и подушкой дивана. Маша вопросительно поглядела на него.
Муконин как ни в чем не бывало взял пульт и включил панель на стене.
На большом экране крупным планом возникло круглое, с большим ртом, лицо полпреда Громакова. Точнее, бывшего полпреда, провозгласившего себя ныне и.о. президента Уральской Республики. Лысеющий и.о., облаченный в черный костюм, сидел за круглым столом в уютной студии.
— Сегодня мы подготовили ряд новых директив, касающихся, прежде всего, отношений со странами, проявляющими, эм-м, крайне нездоровый интерес к нашей новой республике, поддерживаемой дружественным Китаем. А также это несколько директив, затрагивающих внутренние проблемы, в основном, экономического характера, — вещал и.о. — Что касается последних, это, например, директива Чрезвычайного Правительства под номером сто двадцать три, где четко прописывается порядок обмена валюты на уральские боны в местных органах управления. Этот процесс мы, наконец, жестко регламентировали, исключили всякие льготные списки, и теперь каждое предприятие, какой бы то ни было формы собственности, обязано немедленно ввести в оборот уральские боны.
Поскольку, эм-м, участились случаи подделок, в директиве сто двадцать шесть мы ввели беспрекословную меру наказания для фальшивомонетчиков. Теперь любой, у кого поднимется рука нарисовать бону, без суда и следствия подвергается смертной казни. Если помните, неделю назад мы выпустили директиву, где объявили любых преступных элементов, пойманных с поличным, вне закона, и разрешили расстреливать их без суда и следствия. Надо сказать, этот указ принес должные плоды. Сегодня, по данным Уральского Комитета Безопасности, мы уже отмечаем спад преступности на двадцать процентов.
Что касается внешней политики, — Громаков немного ослабил галстук на шее, — то, как вы знаете, наши враги в Америке, разбомбившие Москву, а также Великобритания и Япония спят и видят, как бы им добраться до нефтяных земель за Уральским хребтом. Но мы для того и объединились в Уральскую Независимую Республику, чтобы защитить главное достояние русского народа. Для этого и заручились поддержкой Китайской державы, чтобы отпугнуть западных врагов. Как бы ни хотели челябинские, пермские и тюменские коллеги самостийности, они все равно понимают, что в данный момент нужно выжить исключительно сообща. Поэтому, во избежание проникновения на наши территории всякой вражеской агентуры любого толка, мы сформировали командование общих пограничных войск и крайне ужесточили пограничный контроль на западе Пермского и Челябинского регионов, на востоке Тюменской области, также в екатеринбургском аэропорту «Кольцово». В командный состав вошли как китайские, так и русские генералы, — и.о. поменял позу. — Другой директивой мы обозначили размеры и сроки необходимой помощи нашим соратникам, соединениям сопротивления, всеми силами старающимся бороться на землях Дальнего Востока против японских оккупантов. То есть нашей главной задачей, как вы видите, остается всецелое возрождение России, ради этого мы с вами работаем денно и нощно, используем всю возможную мощь. Любые далеко идущие планы, любые стратегии и тактики в это столь непростое время, в конечном счете, подчиняются единой цели: объединению, возрождению, возвращению величия нашей многострадальной Родины, которую мы когда-то гордо именовали Россия.
— Спасибо, Евгений Петрович! — Камера переместилась на телеведущего, моложавого мужчину с пышной смолистой шевелюрой. — Я надеюсь, наши земляки хорошо понимают значимость того, что вы делаете. Во всяком случае, мы с вами помогаем им в этом. Но не могли бы вы сейчас более подробно остановиться на…
Муконин сплюнул, чертыхнулся и переключил канал. «Если бы не бесплатная нефть, — подумал он, — хрен бы китайцы поддерживали паритет с натовцами». Хрупкая Уральская Республика на поверку являлась лишь зоной раздела между китайским и американским влиянием. Но с Китаем русские делились нефтью, а НАТО показывали кукиш.
На другом канале транслировался старый добрый фильм. Героя по ошибке посадили в самолет, и он летел в Ленинград. Интересно, нравится ли ей эта милая незабвенная комедия? А была ли она до войны в ныне изуродованном Петербурге, тоже не избежавшем ядерного удара, чудеснейшем городе, который назывался когда-то Ленинградом? Костя отложил пульт и внимательно посмотрел на девушку.
Маша разглядывала комнату: стены оттенка морской волны, стилизованный комод, который охранял безмолвный ушастый щенок из плюша, панно с непонятным пейзажем в духе Пикассо.
«Вот она сидит здесь, — подумал Костя, — будто пригретый котенок, принесенный с мороза, потихоньку оживает и, порывисто почистив шерстку, начинает осторожно озираться по сторонам. Зачем я привел ее сюда? Зачем я остановил ее там, на площади? Может, это был лишь ничем не обоснованный порыв? Как неожиданное дуновение осеннего ветерка, поднявшего с земли горсть золотистых листьев или как проявление слабости старого хищника? Нет, нет. Просто… Черт его знает! Что-то этакое промелькнуло в ее походке, в ее фигуре, что-то жалкое и нестойкое, а главное — чем-то отдаленно знакомое, напоминающее ту, другую походку. И вот теперь она здесь: пушинка, занесенная ветром перемен. И еще одна жизнь случайно (или нарочно?) соприкоснулась с моей.
Первая доза коньяка, поначалу радовавшая легким теплом, уже куда-то испарилась. Костя вдруг почувствовал сильную усталость. Она накатила волной и наполнила тело железной тяжестью. Костя снова налил в бокалы. День выдался трудный. Он долго работал, застрял в центре города, возвращаться пришлось поздно.
— Ну как, полегчало? — спросил он у Маши.
