Бить баклуши оставалось месяц. Мне с трудом подыскали приемную семью: единственными, кто согласился меня взять, были некие Райаны. Мистер Райан часами сидел в саду со своими деревьями. Он посадил их на смене веков, и деревья высохли и состарились вместе с ним. Их листья осыпались, когда пыль заволокла небо.
Каждым воскресным утром миссис Райан уходила в церковь, стуча по дорожке высокими каблуками, а мистер Райан приклеивался к спортивному каналу. Самая обыкновенная семья.
Миссис Райан протянула мне старомодную пластмассовую миску.
— Еще гороху, Джейсон? — предложила она. — Это последний свежий; с завтрашнего дня буду готовить из замороженного. Потом, — наморщила лоб, — потом не знаю.
Я отказался, и она сунула горох мистеру Райану. Тот крякнул, но от телевизора не оторвался. Да-да, от телевизора. Атмосферная пыль отражала сигналы для голографов, однако проводов, оставшихся под землей с эпохи кабельного телевидения, это не касалось. Поэтому те, у кого сохранились старые телевизоры, эти ящики с электронно-лучевыми трубками, могли подключиться и смотреть новости. Телевизор у Райанов был: чего нет у Райанов, найдешь разве что в археологическом музее.
Телевизор — он как голограф, только плоский. Со временем привыкаешь.
На экране ведущий спрашивал какого-то профессора про Ганимед.
Профессор помахал указкой в сторону висящей над столом голограммы — медленно вращающейся каменной глыбы.
— Ганимед — самый крупный спутник Юпитера. Он больше Луны, но меньше Земли, так что сила притяжения там слабее, чем у нас. Единственное, кроме Земли, место в Солнечной системе, где есть жидкая вода. Там она, правда, скрыта глубоко внутри планеты. Вот снимок, сделанный космическим зондом «Галилей» в двухтысячном году. Обратите внимание на резкие контуры — никакого венчика вокруг планеты, никакой атмосферы. — Он повернулся на стуле и ткнул в похожую голограмму рядом с первой. Края новой глыбы выглядели расплывчатыми. — А этот снимок с телескопа — всего недельной давности. Прошло тридцать семь лет — и вуаля! Атмосфера!
— И что это значит, профессор?
— Это значит, что пришельцы устроили аванпост на Ганимеде. Они создали атмосферу для всей планеты.
— А что это говорит нам о них? — Ведущий наморщил лоб.
— То, что им нужна планета с водой и воздухом. Поэтому они и стреляют по нам этими огромными снарядами, а не ракетами с атомными боеголовками. Чтобы постепенно уморить нас, не вызвав ядерной зимы.
— Они не хотят испортить товар?
Профессор на экране радостно закивал.
Мистер Райан воинственно взмахнул вилкой.
— Так отправьте туда десантников. Уж они-то сумеют кое-что испортить.
Мистер Райан горевал из-за деревьев. Но человечеству не то что десантников — хомячка не послать на Ганимед. Мы на собственную-то Луну с прошлого века не летали; как уж тут нападешь на сверхрасу, которой по силам соорудить кондиционер для целой планеты?
— Вальтер! — возмутилась его супруга. — Злом зла не исправишь.
И мистер Райан заткнулся, как затыкался всю жизнь.
Ведущий повернулся к камере.
— Смотрите после перерыва: армия беспомощна; новый Перл-Харбор.
Мистер Райан щелкнул выключателем.
— Лучше газеты почитаю.
Не удивляйтесь, снова начали печатать газеты. «Зеленые» не протестовали: деревья-то все равно гибнут.
— Какие ты выбрал войска? — обратился ко мне мистер Райан.
— «Царицу полей», — гордо ответил я.
— Ну ты дал! Это пехоту, что ль?
Ой-ой.
— Сержант посоветовал.
— Знаю я их советы, как-никак в торговле проработал. Первым делом всегда спихивают самый дрянной товар. И потом, если кто и победит в этой войне, так это ракетчики.
Признаться, я тоже подумывал о модных ныне космический войсках Объединенных наций, но, чтобы туда попасть, надо быть математическим гением, вроде Мецгера. А я, хоть и умудрился отличиться на экзаменах по словесности (за что позже регулярно слушал психологов о том, как важно не потерять цель в жизни), схлопотал трояк по алгебре и пошел легким путем: выбрал курсы по ремонту компьютеров. И это впервые с третьего класса разлучило меня с Мецгером.
— Подумать только, пехота. Ты уж хоть приведи себя в форму за этот месяц.
Месяц я провел, глотая «Прозак», чтоб не думать о маме, пропивая аванс, отсыпаясь и скачивая порнуху. Остальное время слонялся без дела.
За день до сборов я пришел в призывной пункт за путевым довольствием. Навстречу вышел парень в форме курсанта космических войск. Костюм цвета хаки, высокие ботинки, синий шарф. Вот уж кто классно смотрелся, даже сквозь постоянную мглу.
— Уондер!
Это был Мецгер. Завидев меня, он покраснел.
— Я слышал, ты, э-э-э… тоже записался… после того как…
Мецгер — вроде как мой лучший друг, но мы с ним не разговаривали с того момента, как меня задержали из-за разбитых окон.
— Ну, в общем, да. — Я передернул плечами. Да и чего болтать зря? Разве он виноват, что у него есть родители и нормальная жизнь? Не знаю, позвонил бы я ему, поменяйся мы местами. А мама бы сейчас махнула рукой и сказала, что мальчишки не способны на настоящую дружбу.
— Сам-то как здесь оказался? — спросил я. — Я думал, только хулиганов посылают на службу до окончания школы.
— Не, если нормально учиться и предки согласны, можно начать подготовку еще в школе. Вот выпущусь и… — Он сложил ладони и показал ими на небо.
Уже сейчас военные били с земли ракетами по вражеским снарядам, а по слухам, всего через несколько месяцев установят постоянный патруль перехватчиков между Землей и Луной. Вот где оторвутся фанаты компьютерных игр. Мецгеру вообще все легко давалось — но в леталках ему просто не было равных. Говорят, победы в голоиграх — признак талантливого пилота-перехватчика. Им нужны те же рефлексы.
— А ты теперь где, Уондер? На курсах вертолетчиков?
Иногда Мецгер вел себя прямо как взрослый. Дипломатично. Мы оба прекрасно знали, что я не в ладах с математикой, а после космических кораблей вертолеты считались заманчивей всего в армии.
Я щелкнул его пальцем по плечу.
— Вертолеты для слабаков.
— Тогда где?
Мимо прошли две девчонки. Светленькая жадно пробежалась глазами по Мецгеру и что-то зашептала подружке.
Мецгер осклабился.
Девчонки и так постоянно на него заглядывались, а теперь он еще и Люк Скайуокер впридачу. Я глянул на небо и, щурясь на серое солнце, сказал:
— В пехоте.
— В пехоте? — На мгновение он опешил, однако потом пришел в себя. — Так это здорово. Не, правда здорово. — Мецгер обвел взглядом голые деревья. — И когда отбываешь?
— Завтра с утра.
