Он оставил эти попытки. Как и многое другое. Тоже уже давно.
— Будет тебе на чехлы, — сказал он. — Причем не далее, чем через десять минут. Останови-ка возле той забегаловки, пока далеко от центра не уехали. Заодно перекусим.
— Ух ты, — сказал Алик, когда они остановились близ «забегаловки», с трудом найдя место лишь метрах в тридцати от входа.
— Михаил, вы знаете, а меня ведь не пустят, — сказал Алик с завистью и огорчением. — Не так одет. И потом, это же вроде гостиница… в смысле отель, я хотел сказать.
— В любом постоялом дворе — отеле, я хотел сказать — имеется ресторан. Мы туда и не пойдем надолго, я пошутил. Тебе ведь на чехлы надо было? Будет тебе на чехлы, я сейчас.
Пройдя мимо ряда иномарок, среди которых попадались не только банальные «Ауди», «Тойоты», «Вольво», но и такие штучки, как «Ягуар» и даже «Линкольн», Михаил уверенно потянул на себя массивную дверь, улыбнувшись одной из двух видеокамер по углам наверху.
Дверь открылась бесшумно и как бы сама собой. Пройдя мимо крепыша-швейцара, он обратился к крепышу-портье, помещавшемуся за крохотной, но очень массивной стойкой.
— Меня зовут Михаил Александрович, — представился он. — Вы должны иметь для меня пакет.
Выражения на строгом лице крепыша сменяли друг друга. Вежливое внимание, недоумение, озабоченность, стремление вспомнить, облегчение, что вспомнил, улыбка.
— Безусловно, Михаил Александрович, доброе утро, прошу вас.
Крепыш повернулся к своему бюро и вновь застыл, словно в том же недоумении. Михаил представил себе повторяющуюся череду выражений его лица. Портье, встрепенувшись, выдвинул ящичек, достал посылку, подал Михаилу на подносике.
Перевязанная ленточкой цветная коробочка, размером с пару пачек сигарет. В таких принято делать маленькие подарки женщинам.
— Не желаете посетить наш ресторан с баром? Он уже работает. Очень уютно, прекрасная кухня. Только для проживающих, но для вас, Михаил Александрович, мы с удовольствием сделаем исключение.
— Я спешу. — Михаил небрежно сунул коробочку в карман.
«Все-таки, как она сюда попала? Как конкретно это получается всякий раз? Кто-то принес и оставил? Вместе с информацией о ней в башке этого кретина, который так тужился, пока «вспоминал». Я, кстати, мог обратиться прямо к швейцару, и тогда «вспомнил» бы он. Что бы с нею сталось, не пожелай я заехать именно сюда? Передумай возле самой двери? Растворилась бы в воздухе? Вообще не появлялась? Бесполезные вопросы».
Он величественно кивнул крепышу. Пропуская его, швейцар шумно втянул носом воздух.
«Проверяет, не пахнет ли от меня каким-нибудь цветочным сладким одеколоном. Неужели я похож на голубого?»
Перекусывали они с Аликом в демократическом бистро. Коробочка оказалась с суммой, которую Михаил, привыкший переводить деньги на степень сложности задания и времени, необходимого для работы, определил как среднюю и непродолжительную.
Значит все случится очень быстро.
Алику на новые чехлы тоже перепало, и он поглощал третью сосиску с кетчупом, преданно поглядывая на Михаила.
Они добрались до места назначения к вечеру.
— Ищи Советскую улицу, — сказал Михаил.
— Спорю — самая длинная. Или центральная. Короче, или вдоль, или поперек.
— С чего это ты решил? — сказал Михаил, сам думавший так же. Но пусть выскажется Алик.
— Да что я, городишки такие не знаю? Уж навидался. Тут либо так, либо этак. Лукич каменный либо чугунный посередке с кепкой, а вдоль него обязательно которая-нибудь да она… О! Она! Какой нам нужен?
— Двенадцать А.
Отделение Промстройбанка города Видово помещалось в здании, построенном силами военнопленных вермахта полвека назад. Такую архитектуру ни с чем не спутаешь. Оно имело два этажа, синий цвет стен и белые колонны, между которыми потел толстый из-за бронежилета сержант с коротким «Калашниковым» на боку.
Наибольшей из возможных глупостей было бы завалиться сейчас прямо в кабинет к Боровскому под любым, самым благим и невинным предлогом, ведь все случится быстро и нового человека обязательно вспомнят. Глупостью было даже проезжать рядом на «Турбо» с московскими номерами, и Михаил посетовал на себя за это.
Недостатком «информацией» — обыкновенной являлось то, что она давала адресные и анкетные данные, могла, как в случае с Боровским, нарисовать планы подъездов и проходов, дать, наконец, примерный распорядок дня объекта, сообщить о родственниках и близких знакомых, дать еще что-нибудь, но вот внешнего вида, портрета — нет.
У Михаила не было фотографии, позволившей бы попросту подойти к человеку на улице, спросить дорогу или извиниться, отдавив ему ногу в толпе.
Впрочем, он имеет несколько вариантов, продуманных заранее, применительных практически к любому случаю.
Они взялись за дело с двух сторон.
Высадив Михаила у «Гор. гостиницы» — так именовалось это учреждение на стеклянной «доске» при входе, — Алик отправился в центр, благо это было метров восемьсот, на рынок, где, как известно, продается и покупается все. Алик знал, как спрашивать, а о чем и о ком, Михаил его проинструктировал.
При упоминании банка Алик взглянул с новым интересом. Можно было угадать направление его мыслей.
Внешне гостиница имела точно такой же вид, как здание отделения банка, только без часового при входе. Михаил подумал, что опять промахнулся и лучше бы ему было идти на почтамт, но внутри не оказалось никого, кроме одинокой девушки за стеклянным барьером. Это несколько меняло дело.
— Нельзя ли у вас попросить книгу городских телефонов?
Равнодушие девицы было до такой степени наигранным, что он даже вздохнул. Про себя.
— Вам по городу?
— А что, есть еще и по району?
— Конечно. Но в ней только государственные, а вам, должно быть, частные нужны?
— Тогда, конечно, давайте по городу. Где у вас?..
Она, безусловно, очень хотела бы, здоровая пухленькая провинциалочка, подслушать разговор стильного парня, явно не из ее вдоль и поперек перепробованного Видова. Но Михаил отошел к аппарату у двери.
В городской телефонной книге он быстро отыскал телефон частной квартиры № 14 в доме 5а по улице Правды и добавил его, мысленно повторяя, к огненным строчкам. Добавил и еще один, из квартиры того же дома. Собственно, в последнем случае ему нужна была только фамилия.
Отозвались сочным баритоном.
— Слушаю вас внимательно.
Звук был так силен, что пришлось, делая вид, что поправляет трубку, заткнуть пальцем окошечко наушника. В микрофон Михаил усиленно сопел.
— Боровский слушает, говорите, — предложил баритон тоном выше.