великое путешествие, главное приключение в жизни любого круштана мужского пола.
«Почему я родился поздней весной, а не он? – вновь и вновь вопрошал себя мысленно Непоседа. – Почему именно я, а не он? Это Птица Судьбы так пошутила, или мои родители не нашли лучшего времени, чтобы завести второго ребёнка? Ещё одна причина их не любить».
– А ты никогда не мечтал повстречать Птицу Судьбы? А, Лилле?
Молчун не ответил. Он делал то, зачем пришёл, – помогать другу в послушании, а не болтать с ним. Для разговоров по душам есть своё время.
Но когда Варэк переспросил, Лилле всё-таки ответил.
– Не знаю, – сказал он.
И вновь обратил долгий задумчивый взгляд на степные просторы.
Как же красива степь, пока смотришь на неё с крушта!..
Словно бесконечное море, меняющее окраску, от сочной зелени весной до умиротворённой желтизны осенью, отзывающееся бесшумными волнами на каждый порыв ветра, и то тут, то там островки цветов самых разнообразных оттенков.
И куда девается очарование, когда всё это великолепие не колыхается вдали, а оказывается у тебя под носом?
Всего раз Лилле встретился с нижним миром. И запомнил эту встречу на всю жизнь.
Любовью к созерцанию он отличался с раннего детства. Ляпнуть в его присутствии, что лучший вид с крушта открывается, когда занимаешь верхнюю точку на самом гребне панциря, было всё равно, что сладкоежке открыть тайну, где самый вкусный мёд.
Презрев запреты, Лилле, как только оказался без присмотра, полез на Гребень. Обычно там всегда дежурил кто-то из взрослых или мальчиков постарше, но Лилле улучил момент, когда там никого не было.
В итоге его ждали несколько минут восторга, несколько секунд ужаса, полчаса ненависти и три дня стыда.
Вид оказался действительно потрясающий. От восхищения Лилле только присвистнул. Но, не обладая должной сноровкой, чтобы удержаться на гребне, когда дует ветер, первый же его порыв мальчик встретил диким криком – и упал.
Хитиновый панцирь кажется, особенно в солнечный день, гладким, как валун, на самом деле его поверхность полна шероховатостей и неровностей, словно бы у летающей скалы. Невидные глазу, они открываются пальцам круштанов, но не сразу. Сотня занятий, а то и больше пройдёт, прежде чем наставник торжественно срежет страховочную верёвку. Лилле не успел пройти и половины этого курса ловкости и цепкости.
Специально для таких случаев (а вовсе не для рискованных игр, как думают безответственные мальчишки) примерно посередине панциря располагается линия коротких шестов, прозванная Щетиной. Но Лилле не успел зацепиться ни за один шест, ни за один ремешок для безопасного передвижения по самым покатым участкам, настолько быстро всё произошло.
Чаще всего подобные скатывания заканчиваются на Подкове – площадке шириной в четыре фута, охватывающей весь панцирь крушта, кроме головы и короткого хвоста, над самым брюхом. А для тех, кто пролетел мимо, есть ещё и Ободок – сетка безопасности шириной в три фута, за бортиками Подковы. Сюда, пожалуй, скатиться лучше, тогда даже синяков не будет. Но Лилле упал прямо в траву.
Он должен был разбиться, но крушт спас его. Усики крушта, собирающие насекомых и червей, и высасывающие воду из каждого подходящего источника, редко когда в своих хаотичных движениях вылезают за Ободок, но тут Король Небес словно почувствовал, что нужна его помощь. Разумеется, тонкий усик лопнул, когда на нём повис мальчик, но сделал своё дело – задержал падение.
Лилле даже не представлял, как ужасна вблизи та степь, которой он восхищался с высоты.
Никакого буйства красок – один противный затхлый зеленовато-бурый цвет. Куда не ткнёшься взглядом, везде какие-то гибкие палки, словно не только крушт тянется усиками к земле, но и земля тянется к крушту. Правда, усики крушта тоненькие и гладкие, а стебли (Лилле помнил с уроков Мудрейшего, что эти палки называются стеблями), жёсткие и острые. И такие высокие, что оставляют тебе, даже когда ты стоишь в полный рост, лишь крохотный уголочек неба над головой. С трудом верилось, что и эти противные отростки и та нежная мурава, не выше детского колена, которая росла в Сонной Долине, относятся к травам.
А потом под одежду полезли противные насекомые, которые словно мстили за ту полосу, свободную от них, которую оставил крушт. А ноздри забил удушливый запах, напоминающий дух лежанки, но только усиленный стократ, и от этого потерявший всю свою милоту и уютность.
Лилле попробовал поскорей догнать родной крушт и обнаружил, что стебли, кроме всего прочего, ещё и колются и режутся. А ещё смыкаются сразу же за твоей спиной и не дают возможности отыскать дорогу назад. Идти через степь оказалось так утомительно, особенно после девяти лет жизни в мире круштанов, где единственное возможное препятствие на пути – другой круштан, да и тот всегда уступит, если попросить, дорогу.
Когда Лилле нашёлся, он лежал ничком и тяжело дышал. Сын Антилопы первым делом влил в рот мальчика немного бодрящего напитка, и лишь потом посадил к себе на плечи.
Через два года Лилле узнал, как правильно сидеть на гребне крушта, чтобы тебе был не страшен никакой ветер. И уже мог без опаски любоваться степью. Он не возненавидел её после того страшного приключения. Просто то была другая степь. «Степь вблизи», как он её называл. Злой брат-близнец «Степи вдали».
Теперь весь мир для Лилле разделился на «вблизи» и «вдали». Мальчик удивлялся, как он раньше не замечал этого раздвоения.
«Мама вдали» была неприятной женщиной, которая любит браниться с соседями. «Мама вблизи» была доброй и кроткой, она словно менялась, когда оказывалась в тесной, но такой уютной квартире, наедине с близкими.
«Папа вдали» был нескладным мужчиной со смешной походкой. Но стоило ему сесть в своё любимое плетёное кресло, несовершенство фигуры куда-то пропадало. Он казался красивым, как те каменные люди в вымершем городе, над которым однажды пролетел крушт. Город Тысячи Статуй, так он вроде бы назывался.
Далеко не всегда «вблизи» было лучше, чем «вдали», здесь не существовало никакой системы.
Например, «Гриру вдали» был примерным юношей, почтительным к старшим и снисходительным к младшим. Но стоило оказаться с ним наедине в коридоре Квартириуса – пустотах в самой толстой части панциря, где круштаны ели, отдыхали, спали и проводили время с близкими – вот тогда Гриру показывал свою вторую натуру. Без свидетелей он мог ни за что отвесить подзатыльник встречному малышу просто так, пожелать вслух зла даже самому Мудрейшему. И бесполезно жаловаться. Тебя всё равно не пустят на взрослый совет. Ты будешь
