а один из тех развозных, что гниют на спущенных колёсах рядом.
— Это же не кросс-локус?
Я сосредоточился и проверил.
— Нет, просто гараж.
— Хорошо, — она задумчиво пнула ботинком воротину. — А теперь попробуй его открыть.
— Гараж?
— Кросс-локус.
— Так его же нет.
— А ты постарайся. Вдруг получится?
— Это так не работает.
— Ты понятия не имеешь, как это работает. Я тоже. Может, надо просто приложить больше усилий?
— С чего ты это вдруг?
— Мне придётся договариваться с Андреем. Может быть, он захочет помочь. Может быть, нет. Но чем больше мы будем знать до разговора, тем будет проще. Иди, пробуй, я буду у машины. Если пройдёшь и не сможешь вернуться, не паникуй, я тебя найду.
— Дай хоть винтовку возьму и рюкзак. Вдруг и правда что-то получится, не хочу оказаться хрен знает где с голым задом.
— Разумно, — согласилась Аннушка. — Стой тут, я сейчас подъеду.
Пока она ходила за машиной, я приоткрыл ворота, зашёл внутрь, огляделся. Гараж как гараж: кирпичные стены, слесарная яма, верстак с инструментом, полки с расходкой. Здесь, наверное, обслуживали эти самые развозные грузовички. Ворота одни, будь тут кросс-локус, был бы «оборотным», а не «проходным». Но его тут нет.
Прорычал и заглох мотор, хлопнула дверь.
— Эй, солдат, ты ещё здесь или не дождался?
— Здесь, — я вышел и взял из её рук винтовку и сразу вставил акк, возвращённый Костлявой. Закинул за спину свой рюкзак, где лежит минимальный походный набор.
— Иди и открывай, — напутствовала меня она. — Я пока ужин приготовлю. Если получится, отметим твой успех пьянкой и бурным сексом.
— А если нет?
— Тогда просто выпьем и потрахаемся.
— Отличный план, — одобрил я и вернулся в гараж.
Закрыл воротину, встал рядом и задумался — а что делать-то? Когда кросс-локус в наличии, то всё понятно: они, как мне всегда казалось, словно хотят быть открытыми. Это даже как-то метафизически логично, ведь неиспользуемый проход угасает, пока не исчезнет окончательно. Если бы в них было какое-то подобие жизни, то они, несомненно, стремились бы быть используемыми. Искали популярности, старались быть полезными… Чушь какую-то несу. Это же просто дырки. Как… не знаю… полынья во льду. Кто-то её прокрутил, чтобы половить рыбки, наловил и ушёл. Без использования она постепенно замерзает, но это не значит, что прорубь будет искать себе новых рыбаков. Дырки во льду маркетингом не занимаются. А тут и вовсе другая ситуация — просто гараж. Чтобы возникла дырка, её надо сначала прокрутить, но мне нечем или я не знаю как. Если верить во всякую гаражную мистику, то любой гараж суть часть Фрактального Метагаража, как все дороги часть той Дороги. Но даже если это и так, то я не знаю, как этим воспользоваться.
Я пытался сосредоточиться, напрячься, расслабиться, потолкать закрытые ворота руками, постучать в них лбом, помедитировать… Через полчаса вышел и сказал:
— Хрен там. Не сработало.
— Ну, не сработало, и чёрт с ним, — сказала Аннушка напряжённо. — А у нас тут гости.
— Лёха, — представился я красивой рыжей женщине, сидящей в раскладном кресле.
— Я Ольга, — ответила она, — Громова.
— Наслышан.
Кресел больше нет, так что я присел на борт пикапа.
— Дамы, у вас в планах попойка или перестрелка? Просто уточняю.
— Как пойдёт, — ответила рыжая. — Иной раз слово за слово, а потом…
— … хреном по столу, — закончил я. — Знакомая ситуация, а как же. Но я пожру пока, вы не против? Проголодался чёта.
— Да, солдат, там как раз каша на плитке доходит, пригляди заодно, чтобы не пригорела, — сказала Аннушка.
Я снял крышку, помешал, попробовал, достал банку тушёнки, вывалил в котелок, помешал ещё раз. Гречка с тушняком — просто, незамысловато, но люблю. Привык на службе, и не приедается почему-то.
— Кто-то ещё будет? — спросил я у них.
— Я не голодна, — отказалась рыжая.
— Я попозже, оставь мне чуть-чуть, — ответила Аннушка.
— Я вам не мешаю? — уточнил я, накладывая в миску. — А то сидите, молчите… Я могу отойти подальше, если пообещаете не перестрелять тут друг друга.
— Не стоит, я ненадолго, — ответила женщина. — Буквально пара вопросов.
— А можно я тоже спрошу?
— Спросите.
— Вы та самая Ольга Громова?
— С моей точки зрения, да. Именно я та самая, — рыжая улыбнулась, и я вдруг понял, что она чертовски красивая тётка. Но моё сердце уже занято. — Я понимаю, о чём вы, Алексей.
— Можно просто Лёха.
— Как угодно. Так вот, Лёха, я не та Ольга, которую вы имеете в виду, и, одновременно, она самая.
— Сложная для меня концепция, — сказал я, непринуждённо наворачивая кашу. — Чайку?
— Можно, — кинула та-но-не-та Ольга.
— Поставлю чайничек тогда.
— В результате эксперимента, породившего анклав Коммуна, произошла так называемая «мультипликация локали». Наши учёные, думавшие, что создали портальную установку, на самом деле построили нечто вроде примитивного, но крайне мощного мораториума, который выдрал кусок из Фрактала и завязал его нить узлом, создав лепестковую мультилокаль. Как Библиотека и Центр Мира, но не так удачно.
— Я не очень понял, но верю на слово. Чёрный или зелёный?
— Чёрный, с сахаром.
— Лимончик?
— Будет очень уместно.
— Один момент, где-то тут был…
— Я сама излагаю с чужих слов. Мне в тот момент было двадцать с небольшим, у меня был муж, я ждала ребёнка, работала и ничего не знала о Мультиверсуме. Но в момент запуска Установки образовалась так называемая «ромашка локалей». Все они получили тяжёлый энтропийный шок, те, кто там был, погибли. Выжили две, ставшие потом Коммуной и Комспасом. Почему именно они, отдельный вопрос, не будем сейчас углубляться в историю. Важно то, что вместе с локалями мультиплицировались и люди, там находившиеся. В этот момент Ольг Громовых стало… не знаю сколько. Но остались, по всей видимости, две: я и ещё одна я. Вы, Аннушка, были знакомы со второй. Которая с вашей точки зрения, разумеется, первая.
— По всей видимости? — удивился я, отрезая лимон. — То есть тут, возможно, ещё табун рыжих где-то бродит?
— Маловероятно, — сказала она, принимая кружку, — я, в любой своей
