– Почему мне нельзя с тобой, Алекс? – спросила Эвелин.
– У тебя своя дорога, у меня – своя, – ответил я, взъерошивая её волосы на макушке.
На секунду её лицо словно бы расплылось, напомнив мне…
– Прощай, Эвелин, – сказал я, прогоняя минутное наваждение, больно кольнувшее в сердце.
– Прощай, Алекс, – ответила девочка. – Но мы ведь ещё увидимся с тобой?
– Непременно, – соврал я.
Двумя днями ранее
– Жители Сент-Клементе! Слухи об аварии на атомной электростанции Сан-Онофре совершенно безосновательны. Угрозы вашим жизням нет, сохраняйте спокойствие. Убедительная просьба не выходить из домов, не устраивать несанкционированных собраний и сохранять общественный порядок. В город введены силы Национальной Гвардии для поддержания мира и порядка. Ни в коем случае не проявляйте в их отношении агрессивных действий, в противном случае будут применены специальные средства. Жители Сент-Клементе!..
Зацикленная запись разносилась из разъезжающих по городу машин с громкоговорителями на крышах и была по большей части лжива.
Нет, силы Национальной Гвардии США и правда были введены в город… Вот только слухи об аварии на АЭС Сан-Онофре вовсе не были безосновательны и угроза жителям города действительно существовала – до разрушения оболочки реактора, скорее всего, остаются считаные дни. И потому нацгвардия введена в Сент-Клементе вовсе не ради поддержания мира и порядка, а чтобы не допустить распространения информации дальше. Интернет и телефонная связь заглушены, все дороги перекрыты – из города не выбраться.
А мне надо выбираться отсюда. Как? Ничего сложного или нового.
Где лучше всего спрятать древесный лист? В лесу.
Что делать, если леса нет? Посадить его.
Что нужно, чтобы не заметили одного беглеца? Сделать беглецами сотни и тысячи людей.
Я докурил сигарету и перехватил поудобнее карабин, приникая к оптическому прицелу. Лежать на бетонной крыше недостроенного супермаркета жёстко, но терпимо.
На площади, где пролегал рубеж блокады нацгвардейцев, несколько тысяч местных жителей шумели и митинговали перед броневиками и примерно сотней вооружённых федералов. Нацгвардейцы совершенно недвусмысленно держали толпу под прицелом автоматов, а их командир, стоя на бронемашине, что-то рявкал в мегафон.
Но что сделает даже сотня автоматов против бушующей толпы? Особенно с учётом того, что многие жители Сент-Клементе на площади законопослушно чтили Вторую поправку к Конституции США[1] прямо здесь и сейчас.
Конечно, до перестрелки никогда не дойдёт – проверено многократно американской историей. Самая вооружённая в мире нация так никогда и не решилась толком пустить в ход сотни миллионов зарегистрированных единиц оружия, чтобы… Да хотя бы отстоять свои права или свободу. Или кто-то до сих воображает, что США – это самая благополучная и демократичная страна в мире? О, тогда для таких наивных личностей у меня есть плохие новости – Деда Мороза не существует. И Санта-Клауса. И зубной феи. И свободы в Соединённых Штатах Америки.
Да, местные не станут затевать бои с федеральными войсками, хотя и царящее в воздухе напряжение уже очень велико. Такого не может быть, потому что не может быть никогда – это совершенно нереально. Просто какой-то дурной сон, безумный кошмар. Но вот что, если…
Но что, если всё-таки случится то, чего раньше не случалось?
Что, если самый страшный кошмар вдруг обретёт плоть и станет неотличим от реальности?
Вот вам когда-нибудь приходилось видеть сон, кажущийся реальностью? Не про пони, дружбу и полёты на радуге, а кошмар, после которого просыпаешься с радостью, что всё это было не в реальности?
В этом кошмаре вы могли бы падать из окна небоскрёба. В вас могли стрелять, взрывать или резать кривыми ржавыми ножами… Вы могли гореть или задыхаться, вас могли убивать раз за разом…
Или не вас самих. Некоторые ведь не слишком боятся собственной смерти, верно? Но зато вы могли терять в этих кошмарах своих друзей, родных, близких… Терять до тех пор, пока не остались бы наедине с самым страшным существом во вселенной – самим собой. Наедине со своими поступками, своими решениями, своими страхами и своими грехами… В одиночестве.
Вам когда-нибудь приходилось видеть такие сны?
Страшные, жуткие.
И вдвойне жуткие от того, что вы не понимали – сон это или нет. Вы могли проснуться… А затем снова проснуться, поняв, что до этого видели кошмар внутри кошмара. А затем повторить это снова и снова, и снова, и снова… Цепочка кошмаров, конец которой затерялся где-то на самом дне кроличьей норы страхов.
Разорвать эту цепь? Не выйдет – её звенья острее бритвы и прочнее титана. Дойти до самого конца? Тогда придётся шагнуть в чёрное ничто и узнать, насколько глубока кроличья нора на самом деле.
Или просто взять и проснуться? Ну, просто вот взять и проснуться…
А что, если проснуться не получается? Что, если никак нельзя отличить сон от реальности?
Тогда…
Тогда кошмар превращается в единственно возможную реальность.
Тогда отбросьте все сомнения и примите её, сколь ужасна или абсурдна она ни была. Примите и живите в ней – живите этой реальностью.
И кто знает, на что мы способны ради выживания в мире ужасных грёз? И кто знает, не будет ли на этот раз бесконечный кошмар лучше кошмарного конца?
Ведь только сильный сможет принять свои решения и свои ошибки.
…Я навёл перекрестие прицела на грудь одного из нацгвардейцев.
Из искры возгорится пламя, верно? Вы не жалели меня, мне не жаль вас. Горите в Аду, Соединённые Штаты Америки. Новый Гаврила Принцип[2], чей выстрел вновь станет причиной гибели десятков миллионов людей, уже здесь.
И я нажал на спусковой крючок.
Персидский залив, 2019 г.
– Ещё немного, и мы в Ираке, – оперевшись на поручни, ограждающие палубу, произнёс стоящий рядом со мной Гувер. – Грёбаный, грёбаный Ирак…
– Бывал там? – Я меланхолично чистил карабин на расстеленном брезенте.
– Спрашиваешь! – ухмыльнулся наёмник. – Ещё в 91-м туда наведывался, а после – в первый же год контракта.
В принципе, неудивительно – Гувер мне в отцы годится, хотя так до сих пор выше взводного сержанта не поднялся. Хотя не дурак и не слабак. И не карьерист. Говорит – просто лень. Может, и так, может, он и прав… Чем выше звание – тем больше головняков. И так всегда.
– А ты в первый раз – да, Грей?
– Угу.
Сколько лет прошло, а так до сих пор не могу привыкнуть к выдуманной фамилии… Однако с настоящей мне в рядах американских наёмников делать нечего – к русским тут в большинстве своём относятся по-прежнему настороженно. Хотя, как ни парадоксально, русских здесь и хватает. Ну, как – русских? Русскоязычных, если уж быть точным.
