Большинство мастерских, кузниц и литейных заводиков закрылись. Зачем делать то, что не пользуется спросом? Оставшиеся в срочном порядке производили оружие. Ковали мечи, щиты, доспехи, наконечники копий и стрел, делали самое разное оружие, которым всегда славился наш край.
Месяц назад я потерял работу. Логан прикрыл мастерскую, так как перестали поступать заказы, работников разогнал. Того злосчастного боевого голема я так и не доделал. Конструкцию закончил, даже набросал схемы оживляющих заклинаний. Но на том все и остановилось.
Я натянул капюшон на самый нос. Куртка прекрасно грела, но от капель, летевших в лицо, к сожалению, не защищала. Опираясь на посох — мостовая очень скользкая, — неторопливо пошел в сторону доходного дома тетушки Свары.
Шагая, отмечал: сегодня на улице странное оживление. Люди метались с испуганными лицами. Пару раз сталкивался с толпами на перекрестках. Гентцы размахивали руками, о чем-то спорили между собой. Самые горластые с высоты импровизированных постаментов, обычно пустых бочек или ящиков, вещали о благе жителей города. К чему-то призывали, ругали власть. Я не прислушивался, обходил сборища стороной. Неинтересно. И так понятно: зажравшиеся и обленившиеся люди с глупой детской обидой требуют вернуть все обратно, возмущаются нежданными переменами и плачутся друг другу.
По улице пронеслась компания студентов, спеша в университет. Занятия пока не отменили, так что будущие маги усердно овладевали мастерством. Но самые активные удирали с лекций, метались по городу с воззваниями и агитациями.
Город гудел уже вторую неделю, народ волновался. Многие начали вооружаться. Ходили с мечдми и кинжалами, кое-кто стал приобретать и кольчуги, арбалеты. В Гент стали пропускать лошадей. Раньше ограничивали количество, дабы не гадили на улицах. За городской стеной когда-то даже выстроили специальную конюшню. Но сейчас плюнули на красоту: время неспокойное.
Я преодолел несколько улиц и оказался на одной из небольших городских площадей. Мне не повезло. Сразу втянуло в круговерть незнакомых лиц. Вокруг стоял шум, гул множества голосов. Я выругался, попробовал выбраться из толпы. Но вокруг были плотные мускулистые тела, злые красные рожи и оскаленные пасти. В основном крепкие мужчины, рабочий люд: грузчики, мастеровые и кузнецы. Меня отпихнули назад, шикнули: «Стой спокойно, а то в морду засветим!» Я застонал сквозь стиснутые зубы. Теперь придется выслушивать очередной бред новоявленных народных спасителей. Сжал посох покрепче, широко расставил ноги, чтобы не сбили.
Толпа взволновалась. Кто-то закричал:
— Идут! Идут!
Я хмыкнул про себя: народ так радуется, словно цирк приехал. Сбросил с плеча волосатую руку огромного мужика, что приплясывал от нетерпения, пытаясь протиснуться вперед по головам соседей.
— А по какому поводу собрание? — спросил я в пустоту. Мужик замер, глянул на меня с изумлением. Со скрипом почесал короткую клочковатую бороду и прогудел:
— Ну ты даешь, паря! Ты что, сегодня родился? Я развел руками, скривился.
— Ну а все-таки?
— Дык, указ мэра оглашать будут.
Что за указ, я расспросить не успел. На площадь вошли несколько отрядов стражников, окружили толпу. Воины были плотно запакованы в доспехи, в руках держали длинные шипастые алебарды и ростовые щиты. На головах не привычные железные шапки, напоминающие тазики, а шле-мы-салады с забралами и железными воротниками. Солдаты как на подбор — высокие, широкоплечие. В броне выглядели грозными металлическими статуями, бездушными го-лемами.
Заунывно взвыли трубы. У помоста посреди площади появились разноцветные стяги. Я присмотрелся — таких никогда не видел. Бело-голубые, на гербах изображены перекрещивающиеся мечи и кузнечная наковальня. Нечто новенькое. К власти пришла какая-то партия? Хотя я могу и ошибаться — из меня плохой знаток геральдики. А уж в политике вообще профан. Да и не нужно мне это, своих проблем по горло.
На помост, отдуваясь, влез толстенький коротышка в богатом наряде и шитом серебром плаще. На шее — тяжелая золотая цепь с гербом города. Я пригляделся, сразу понял — кабинетная крыса из той породы закомплексованных и мелочных людишек, что правдами и неправдами рвутся к власти. А заполучив в пухленькие ладошки богатство, задирают нос и воображают себя очень, ну просто очень важными персонами. Круглое личико морщилось в гримасе гадливости и презрения: ведь перед народом надо выступить… Что может быть хуже? Чиновник вздрагивал, с ненавистью смотрел в дождливоенебо. Долго пыхтел, пытаясь унять одышку, вытирал пот со лба кружевным платочком. Наконец справился с собой, что-то сказал стоящему рядом молодцу в доспехах.
Вновь взревели трубы, глашатай в цветастом камзоле призвал к тишине. Люди зашикали друг на друга, стало относительно тихо. Всем было интересно, что же хочет передать через холуев отец народа. Толстяк откашлялся, развернул перед собой большой свиток. Прищурился, заплывшие свиные глазки заметались из стороны в сторону. Перечитывал, чтобы, не дай боги, не ошибиться.
Под ногами мерзко хлюпало. Вся площадь — сплошная лужа, грязная и противная. Пахло мокрой шерстью, крепким мужским потом. Бррр. Волшебная куртка исправно грела, но лицо и руки замерзли. Сапоги потихоньку стали протекать. Как бы насморк не подхватить. Хотя о чем я? Вылечусь одним заклятием, но не хочется стараться ради такой мелочи.
— Жители Гента! — провозгласил толстяк с постамента. Голос противный, визгливый, словно у старой стервозной женщины. — Вы знаете сложившуюся ситуацию. В Свободные Земли пришла беда. Соседние государства объявили нам экономическую блокаду. Скифрская империя стягивает войска к нашей границе…
— Что такое экономическая блокада, дядька? — спросил молодой кузнец у соседа, крупного широкомордого мужика с длинными усами.
Тот почесал затылок, откашлялся. В глазах стояли страх и тоска. Видимо, знал, что ничего хорошего не будет. Ни сейчас, ни потом. Но уйти не мог — нельзя отрываться от коллектива.
— Значить… торговать с нами не хотят, — пробубнил дядька хриплым, простуженным голосом. — Имперцы, тудыть их за ноги, пригрозили соседям. Нас ослабить хотят.
— Значит, война?! — ахнул парень, широко распахнув голубые, по-детски наивные глаза.
— А че… — хрюкнул усатый. — Война, значить… Ниче, прорвемся. Ты, Вакур, дядьку слушай. Дядька тебе плохого не отсоветует… Сховаем добро, сами схоронимся. Небось стороной беда пройдет.
На них зашикали, а кто-то очень добрый посоветовал захлопнуть пасти.
Чиновник сделал эффектную паузу. На публику работал: если выгонят из мэрии, вполне может стать актером. Еще раз протер лоб платком, воздел руку в величественном жесте.
