Ознакомительная версия.
– Ни хрена себе! Попили пивка.
Поначалу день вроде бы задался. Мне посчастливилось уложить в заплечную котомку две дюжины стеклотары, полсотни алюминиевых банок из-под пива и прочей дряни, коей травит себя нынешняя молодежь. А мне-то что? Пусть травит, лишь бы цветмет оставляли на видном месте и бутылки не кололи. Затем на одной из мусорок обнаружил выброшенный за ненадобностью холодильник, и как результат в мой рюкзачок попали увесистый моток медной проволоки и алюминиевая морозильная камера. Потом раскурочил старый телек и еще парочку приборов бытового назначения. Часам к десяти, когда сизо-красноносые конкуренты с рожами, опухшими от неумеренного употребления стеклоочистителя и прочей спиртосодержащей дряни, только-только начали выползать из своих убежищ, мой рюкзачок уже изрядно потяжелел и в совокупности тянул целковых на сто-сто пятьдесят. Оставалось сполоснуть «пузыри» и утоптать получше предназначенный к сдаче цветмет – приемщик Гариб ужасно не любит, когда вместе с ценным металлом ему стараются впарить избыточную толику воздуха. И пускай атмосфера в банках ничего не весит, зато занимает дополнительный объем на складе. Впрочем, ко мне у него никогда не бывает претензий – я хоть и при одной руке, также ноге, а в придачу и глазе, короче инвалид, но ударом кулака способен смять самую прочную алюминиевую банку в компактный лист.
Весело насвистывая и прихрамывая на покалеченную ногу, я побрел вдоль оврага, заваленного бытовым (к сожалению, для меня совершенно бесполезным) мусором, к небольшому озерцу, дабы совершить традиционное омовение стеклотары. Упаси Господи, зоркая Мармелада приметит в бутылке недокуренный бычок, или какую иную пакость – забракует всю партию и, невзирая на слезные мольбы и заверения о том, что подобное больше никогда не повторится, нарушитель будет немилосердно отлучен от пункта приема стеклотары как минимум на неделю. Вот тут-то меня поджидала первая за этот день засада в лице трех типов мужескага полу откровенно маргинальной наружности, пребывающих в состоянии жутчайшего похмельного тремора. Парни были хорошо мне знакомы – не раз пересекались наши пути-дорожки на различных помойках и свалках славного городка Нелюбинска. Время от времени наши интересы вступали во взаимные противоречия, и мне вольно или невольно приходилось учить их уму-разуму – иногда очень даже больно. Однако в тупых головах, перманентно затуманенных спиртовой настойкой боярышника, стеклоочистителем или в лучшем случае дешевой гнилушкой, распространяемой под популярным в определенных кругах брендом – «портвейн 777», никак не мог уместиться тот факт, что какой-то ущербный индивид способен запросто отметелить троих здоровенных молодцов. Поэтому попытки реванша предпринимались ими с завидной регулярностью. Звали эту неугомонную троицу Лунь, Вьюн и Эбистос.
Вообще-то сегодня я не был предрасположен к разборкам. Настроение на удивление отменное. С утра не болели раны, даже не ныли, как это обычно бывает. В рюкзаке достойная добыча. И вообще – первый по-настоящему теплый и солнечный вешний денек после долгой слякотной зимы, которую всем смертям назло мне все-таки удалось пережить. Мое мнение по поводу назревающего толковища, кажется, никого особенно не интересовало. К тому же, неподалеку на врытой в землю лавочке восседала синюшная Жанна, более известная как Жанна Дырк или просто – Дырка. Из личного опыта мне было хорошо известно, что присутствие дамы в компании мужчин предполагает всемерное проявление означенными мужами гусарской удали и прочего брутального выпендрежа. По большому счету, я все-таки надеялся, что разум в буйных головах возобладает, и парни сделают вид, будто меня не заметили, но на всякий случай внутренне напрягся, готовясь к самому неприятному развитию дальнейшего сценария.
– Ух, ты! – преувеличенно громко воскликнул Вьюн – длинный худощавый тип лет едва за тридцать, облаченный в замызганный до основания джинсовый костюм и несвежий свитер грязно-серого цвета. При этом он стрельнул взглядом в сторону Жанны Дырк, как бы ища у дамы моральной поддержки. – Гля, парни! Какие люди и без охраны! Неужто сам Топтыгин! – И, обратившись уже непосредственно ко мне, с деланным участием поинтересовался: – По какому такому важному делу, позвольте узнать, в наших пенатах?
– Не Топтыгин, рожа нетрезвая, а Шатун! – в резкой форме я пресек оскорбительные поползновения новоявленного гусара. – Андрей Николаевич, к твоему сведению.
– Извиняйте, Андрей Николаевич, – продолжал изгаляться Вьюн, тем временем как его собутыльнички обступали меня с боков – по-военному это называется «взять в клещи». – Вы такой важный, представительный, не пьете, деньжищ, наверное, немерено, а у нас, ну как назло, даже пузырь гнилушки или пивка на опохмелку не на что купить…
К чему весь этот разговор, мне было понятно – бомжи, в общем-то, не были особенно склонны к мордобою. Если бы я по доброте душевной ли или со страху сделал добровольное пожертвование в их коллективный фонд, меня, скорее всего, оставили бы в покое. Однако, несмотря на наличие пяти десятирублевых купюр в моем кармане, откупаться я не собирался ни при каких обстоятельствах. Во-первых, стоит дать один раз, потом не отвяжешься. Во-вторых, лишних денег у меня отродясь не бывало. А в-третьих, несмотря на статус бомжа, то есть человека, отринутого обществом, я был мужчиной принципиальным и не собирался поощрять разного рода материальными и моральными бонусами вечно пьяное отребье.
– Нет у меня для вас денег, ребята, – отрезал я. – А ну разошлись! Уступили дорогу старшим!
Зная мою несговорчивость, ребята особенно и не надеялись что-либо выцыганить. При других обстоятельствах они, скорее всего, быстренько ретировались бы, но сегодня с ними была дама, и некое подобие чести требовало от них показать весь кураж, на который они способны. К тому же не пробуркавшаяся окончательно после бурной ночи Дырка подала голос со своей лавочки:
– Мужики, да чо ваще вы с им чикаетесь! Дали в морду, шоб не вякал, и дело с концом. Тоже мне Андрей Николаевич выискался тутова.
– Не торопи события, моя пташка, – Вьюн одарил Жанну самой лучезарной улыбкой, на которую был способен, из чего я сделал вывод о том, что этой ночью между ними случился бурный роман. А впрочем, кто знает, может быть, щедрая на ласку дама осчастливила разом всю троицу.
– Ну что, Косолапый? – на сей раз заговорил Лунь – самый пожилой и, пожалуй, авторитетный член банды. Был он невысок, коренаст. Ходил, прихрамывая, опираясь на трость, поскольку у него, как и у меня, не было одной ступни. Погоняло получил по причине наличия на его голове седой шевелюры, густой и вечно нечесаной. – Может, все-таки уважишь честную компанию?
Ознакомительная версия.
