Уже к вечеру ближе снегопад такой густой повалил, будто пуховый. По дороге на Рублевку шеф пожелал парную отведать. Пятница, горячая девушка, а затем и банька хорошо дополняют друг друга. Я обрадовался, пар люблю – расслабляет. К тому же там вечно богатый стол накрывали. Пал Андреичу отдельно – с икоркой и шампанским, на втором этаже. И мне отдельно – позади парилки, без икры, но с малосолами и ржаным хлебом (такой вкусный только там пекли). Как вспомню, так слюнки сразу и текут. Куда там моей консервированной тушенке и паштету из мешка! Полгода назад на Земле был рай. А теперь – задница беспросветная.
Когда подъезжали к Сареево, где располагался элитный центр отдыха, позвонила Юлия Сергеевна. Так смеялась, что даже мне слышно было с переднего сиденья. Рассказала, что во время сеанса того фантастического фильма люди понарошку умирают. Специально нанятые актеры на передних рядах начинают падать, задыхаясь, и в зале поднимается паника. Вроде как рекламный ход, но лично мне он показался глупым. Я тогда подумал, что умирать – нехорошо. Даже понарошку.
Пропищало восемь, когда я свернул налево с Рублевского шоссе. За автобусной остановкой Пал Андреичу плохо стало. Он приказал тормознуть и выскочил в подлесок. То ли съел что-то неудобоваримое, то ли мартини у Юлии Сергеевны перебрал.
Я тоже вышел из машины и следил за народом на остановке. Вдруг кто-нибудь любопытный с оружием под мышкой захочет узнать, почему это из джипа прямо в кусты несется депутат Живагин. Заказных убийств на тот момент хватало…
Что-то случилось, когда я еще спускался с подножки. На остановке стояли всего три человека – двое парней и старушка сельского вида. Ладно, если бы только бабушка упала. С людьми почтенного возраста всякое бывает.
Они упали одновременно, будто роботы, которым питание отключили. Старуха тихонько осела в сугроб, парни что-то простонали и завалились рожами вперед. У меня почему-то сразу воспоминание о той глупой презентации промелькнуло. Вдруг это актеры кино рекламируют? Но в глуши, и чтобы почтенная бабушка вот так…
Шеф что-то выкрикнул. Еще лопатки парней с остановки не коснулись земли, как я находился уже рядом с ним. Пал Андреич был очень бледным и с трудом держался на ногах. Он вцепился мне в плечо, все время бормотал, пока я тащил его к машине. По его лицу катились капли пота размерами с бусину.
Как полагается в таких случаях, я проверил состояние шефа. У него был небольшой жар, моментом пересохли губы – я тогда еще подумал, что это от мороза (он ведь в костюме под снегопад выскочил). И еще зрачки так сильно расширились, будто Андреич под кайфом. В остальном он выглядел здоровым. Но, несмотря на это, едва мог говорить. Шептал, чтобы я тотчас позвонил Юлии Сергеевне, пытался схватить телефон слабыми пальцами.
Что с ним случилось и почему он тогда не заснул, я не знаю до сих пор. Как и то, почему меня не взяло…
Мне следовало незамедлительно ехать в больницу, чтобы передать Андреича в руки специалистам. На всякий случай я держал рядом открытую аптечку – адреналин и несколько видов сердечных лекарств.
В Сареево когда-то был медпункт, но с приходом демократии его закрыли. Двигаться к базе отдыха я не мог, поскольку сомневался в компетенции тамошней медсестры. Поэтому развернулся обратно на трассу и набрал московскую экстренную службу спасения. Выслушал обращение автоответчика, но голоса оператора не дождался. Это меня не удивило – бывает.
Поразило другое. У выезда с Красногорского шоссе лежали люди. Больше десятка – мужчины и женщины, без разбору. Наверное, дожидались маршрутки, совсем как те, на остановке у базы. Никто из них не шевелился.
Стоило как-то разузнать причину загадочного мора, но для меня жизнь клиента всегда была превыше всего. Я бросил попытки вызвать службу спасения и приготовился выжать на полную. По самым пессимистическим прогнозам мне требовалось двадцать минут, чтобы добраться до Бакулевского кардиоцентра. Впрочем, Пал Андреич понемногу приходил в себя, я надеялся, что смогу передать его в руки врачей вовремя.
На шоссе выехали с трудом. Прямо перед нашим кенгурятником промчался туристический «Неоплан» с тонированными окнами – на скорости, которую даже я с мигалками редко себе позволяю. В месте, где трасса слегка поворачивает налево, автобус, не сбавляя газа, вылетел на обочину. Деревья так и брызнули щепой, металл наизнанку вывернуло. Что там творилось с людьми, один Бог знает. Все мое внимание было занято Пал Андреичем.
Авария автобуса впоследствии оказалась мелким происшествием. Обе полосы Рублево-Успенского шоссе были буквально завалены беспорядочно расставленными машинами. Иномарки вперемешку с отечественными железяками, груды металлолома. Разбитые и покореженные, в осколках стекла и рыжих пятнах крови. В воздухе, казалось, вместо снежинок кружились мелкие частицы лопнувших подушек безопасности и клочки одежды. Многие машины затихли на обочине, кто разделил судьбу «Неоплана» среди деревьев, а кто, пробив преграду из бетонных столбцов, вылетел в кювет. На проезжей части в некоторых местах были целые горы спрессованных от ударов машин.
Но самое странное – ни одного человека на ногах. Везде тела. Валом неподвижных тел, причем лишь некоторые с травмами от аварии. Остальные выглядели так, словно просто легли отдохнуть. Как были, одетыми, – в бурое месиво снега и грязи. Тогда я думал, что все вдруг умерли. Лишь позже удостоверился: спят – от мала до велика. В салонах и на проезжей части посреди машин, в сугробах, на скамьях остановок.
Воздух дрожал от протяжного рева клаксонов. Звуки молотами стучали в ушах, не помогал даже включенный на всю громкость плеер. Я проклинал шоферов, уткнувшихся головой в сигнал.
Дальше было только хуже. Впереди над дорогой поднималась густая туча дыма – некоторые автомобили горели. Пламя передавалось через пятна топлива на асфальте, занимались все новые и новые машины. Сквозь решетку кондиционера просачивался ощутимый, до рвоты неприятный запах горелой плоти. Шоферы сгорали вместе с сиденьями и обивкой салонов, гибли пассажиры. Даже покрывшись волдырями, черные от копоти, люди не просыпались.
Позади взорвался бензобак «Неоплана». Пламя взметнулось над рощицей у шоссе, затрещали ветки. Откуда-то издалека донесся еще один взрыв. Такой силы, что машину качнуло.
Немало времени прошло, пока я полз среди разбитых автомобилей, норовя ежеминутно пробить шины, очень неприятное занятие. Когда неподалеку взревывал огонь, я бросался на таран, опасаясь взрывов. Затем внимательно объезжал препятствия.
Благодаря задержке чуть оклемался Пал Андреич. Он тяжело завалился на дверку и постанывал, когда мне удавалось немного разогнаться на чистом клочке дороги или проскочить по обочине. Ехать было трудно – уже опустилась темнота, в дымах кружилась мелкая метелица, а у большинства машин не работали габариты. Ох, и страшно же мне тогда было. Намного страшнее, чем сейчас, когда попривык к новому миру.
