Но тут я забежал вперед. Надо сначала про себя рассказать и про свою болезнь. Пришла она ко мне не с детства. Потом, конечно, я, пока мог, всю доступную литературу прочитал, да и врачей много расспрашивал. Они, когда пациент не надоедает, а тихо слушает, никогда в информации не отказывают. Ну, почти никогда. Надо бывает им что-то самим сделать или отдохнуть захочется – вот тогда лучше не надоедать. Потому что когда тебе рассказывают про болезнь в охотку, оно понятнее и объемнее выходит. И переспросить можно, если не понял сразу. Когда человек нехотя тебе рассказывает, он расскажет совсем схематично, а просьбы разъяснить совсем его раздражать будут. Так что лучше как я сказал делать. Болезнь эта многоразличная и переменчивая. Происходит она из того, что некоторые вещества в организме неправильно обмениваются. А как именно – непонятно, но делается от этого вред. Вот как у диабетика. Ему надо есть сахар, как всякому человеку, и даже необходимо его есть. А у него этот сахар из-за нарушения не обменивается, как надо. И человек от этого мучается. То у него сахар в крови падает, оттого он еле ноги переставляет, а то и вообще свалиться может и уйти в мир иной. То у него уровень сахара растет и ацетоном его переполняет. Ибо не хватает вещества, чтоб этот сахар безопасно и полезно в ткани переправляло. А раз нет безопасного обмена, так происходит опасное отравление. Вот у меня выделяется вещество, которое работой мозгов руководит, а дальше оно неправильно обменивается. Вроде как образуются ядовитые продукты распада. И эти продукты мой мозг отравляют. Какие-то работающие участки тормозят, а какие-то перевозбуждают. Если я не так рассказал – извините, я ведь по образованию инженер, а не медик, могу что-то и перепутать. Да и болезнь – она тоже сказывается. Иногда так слово закручу из пяти корней, что другим людям сложно меня понять. Говорят, в немецком языке так можно, но я немецкого не учил. В школе и институте меня учили английскому, ну и сам одно время пытался латынь освоить. Кое-что помню, хотя произношение никакое. А по латыни еще хуже, ибо никто не знает, как эти фразы произносить. А отчего это бывает – не всегда понятно. Ну, вроде существует теория и наблюдение, что есть значительный наследственный механизм передачи. Что если у папы ребенка болезнь есть, то вероятность у детей заболеть выше, чем обычно. А если мама больна – то гарантия выше, чем пятьдесят процентов. Когда же оба родителя больны – еще более вероятно, может, даже на сто двадцать процентов, а не на сто. Потому что если ребенок даже случайно родится здоровым, то, когда он будет познавать мир, ждет его когнитивный диссонанс. Вот спрашивает он маму – что это за зеленая птичка прыгает на ветке? А мама отвечает, что это не зеленая птичка, а красный крокодил. А ребенок видит зеленую птичку. Он – к папе, а тот говорит, что там вообще птички нет, а есть синяя змея. И так во всем. Итого: «Прощай, папа, прощай, мама, крышу ветром унесло!» Но со мной эта теория не работает. У меня родители были нормальные. И обе сестры тоже. И дети у сестер нормальные. И моя дочка, пока жена со мной не развелась, тоже была нормальной. Спала только плохо, но это со многими детьми бывает. А что с нею сейчас – не знаю. Живет она в Америке или где еще – этого я уже не ведаю. Жена моя замуж второй раз вышла, в Америку уехала с этим вот вторым мужем и Машенькой. Машенька мне несколько раз написала оттуда открытки. А потом они перестали приходить. Наверное, забыла. Ну что ж, я не в обиде. Но, наверное, эта теория очень неполная, потому что течет болезнь по-разному и с разной скоростью. Или веществ, чей обмен нарушается, больше, чем один адреналин, или что-то еще есть, которое в эту теорию не вкладывается. У меня были видения. Разные. У других в мозгу звучит музыка, или икс-лучи через их голову проходят, пущенные через розетку врагами-соседями. А один в палате, когда я первый раз попал в больницу, вообще лежал на кровати без подушки. Подушки нет, а он голову держит, как будто ее подушка подпирает, целую неделю. И спит так, и лежит так, пока не надо есть или делать процедуру. Но хуже всего не сами видения, а то, что постепенно перестаешь понимать, где они, а где реальность.
И бывает такое, что человек может долго не проявлять того, что болен. Ну, он чуть странный, но не сильно. А потом раз – и болезнь летит вперед. Такое может быть после какого-то потрясения. У женщины возможно после родов. Отчего у меня – не готов сказать. Наверное, от всего того, что было в девяностых годах. Жизнь больно резко повернулась, и этот поворот вывихнул многим мозги. Вспомните, сколько людей до этого были пламенными коммунистами, атеистами и интернационалистами. А сейчас он уже и демократ, и националист, и истинно верующий, и вообще не похож на себя прежнего. И это уже назавтра после того, как стало невыгодно быть интернационалистом, а сделалось выгодно быть противоположностью ему. Наверное, в нем все время уживалось несколько личностей сразу, как в моем соседе по палате. Тот был одновременно Василием Шумовым, наполеоновским солдатом и английским матросом. Только сосед, как положено больному, ничего за ношение в себе трех личностей не просил. Совсем ничего, даже лишней порции галоперидола на долю англичанина или француза. Ну а начальники за то, что душа их в новый калейдоскоп складывается, известно что желают. Да и другие не отставали. Раньше можно было ключи в двери оставить и не очень бояться расплаты за это. А в новом времени нигде спокойно жить стало невозможно. На работу пойдешь – тебя начальник обмануть хочет, чтобы зарплату не платить. За картошкой на базар пойдешь – та же история. В магазин зайдешь – еще хуже. Закроешь за собой дверь – тебя и там найдут. Из телевизора выглянут или в двери постучат. Куда деваться бедному Тому из Бедлама? А если даже не покупаешь акции МММ, не хочешь быть в «Хопре», не знаешь, что такое «Идигов-продукт», – это тебя не спасет. Придут и скажут, что это не твоя квартира. Ты ее уже продал, и нотариус это все подтвердит, что ты продал и деньги от покупателя получил. И выписался в соседнюю станицу. Там, на западной окраине, есть хатка пять на шесть. Вот в ней таких, как ты, прописано уже двадцать штук. Те, которым трехкомнатная квартира слишком обширна, они хотят все в этой мазанке на полу лежать и по команде поворачиваться, когда бок устанет от лежания на нем.
Какое-то время я держался. Из маленькой, но гордой республики, куда меня по распределению направили, семью вывез. Квартиру – не смог. Но и то хорошо. Потому что после нашего отъезда там на улицах постреливать начали. На родину вернулся, работу нашел. Даже в девяносто втором к казакам присоединился и в Приднестровье съездил. Стрелок из меня средний, но звание инженер-лейтенант мне не совсем зря присвоили. Учили нас не очень подробно, но я не стеснялся к обучению интерес проявить и лишний вопрос задать и спросить что-то из практики преподавателей, но не совсем по теме. Так что балластом не был. Оттуда вернулся, и еще на пару лет меня хватило. Работа все-таки находилась, хоть и не всегда постоянная, и работодатели жучили, как только могли. Жучили – это потому что еще теми жуками были. Ну, вы все знаете. Как люди у них работали, но неофициально. Потому что на них налоги государству платить надо. Вот и владелец предприятия по импорту стиральных порошков по бумагам имел из персонала только секретаршу. Он бы ее не показывал, но когда к нему с проверками приходили, она-то проверяющих принимала, чаем поила и специальную кнопку нажимала под столом, чтобы все остальные спрятались и не отсвечивали, пока проверяющие своего не получат и не уйдут. А чтобы проверяющие не обратили внимания, что владелец и секретарша вдвоем десятки тонн порошка закупают, хранят и продают, им и вручались предметы зеленого цвета. Зеленый цвет сильно сосредоточиться мешает. А картинки мертвых людей на них – еще больше. Поэтому если хотите, чтобы вас никто не увидел, – спрячьтесь на кладбище в маскировочном костюме зеленого цвета. А если вас все-таки увидят – значит, вы не тех мертвецов выбрали для камуфляжа. Надо было выбрать Томаса Джефферсона, а не Губу Мойшевну Безродную. Вот так. Ведь во всем сейчас виноваты вы сами. Только вы. И если у вас нет миллиарда, можете идти туда, куда вас направил автор этой фразы. И оставьте жалкие оправдания, что миллиардеров не может быть много. Вы не поняли? А, значит, это еще будет.
