Я положил руку поверх ее кисти — жест скорее умиротворения, нежели обладания.
Пухленькая девчушка лет шестнадцати с затравленным взглядом коровьих глаз подошла спросить, сколько нас, какая еда нам нужна и какое жилье, греть ли воду для мытья, надолго ли останемся и какого цвета наши монеты. Спрашивала она равнодушно, но правильно, — хотя безнадежно, переполненная страхом совершить случайную ошибку.
Интуиция моя определила ее как члена семейства, по праву управляющего постоялым двором. Я бросил ей золотой. Этого добра у нас — после разграбления той самой имперской казны и бегства из Курганья хватало. Блеск монеты тут же отозвался блеском в глазах мужиков, изо всех сил старавшихся наблюдать за нами незаметно.
Тут подоспел Одноглазый с остальными, тащившими стулья для себя.
— Там, в лесу, сейчас суматоха! — шепнул Гоблин. — Они строят кое-какие планы насчет нас.
Левый угол его рта растянулся в лягушачьей ухмылке. Очевидно, у него имелись собственные планы. Он всегда любил заставлять врагов заманивать в засаду самих себя.
— Разные бывают планы, — сказал я. — Если они — бандиты, пускай перевешают друг друга.
Он попросил подробностей — порой мои замыслы еще отвратительнее его собственных. Это оттого, что я давно утратил чувство юмора и действую по правилу: чем непригляднее, тем смешнее.
* * *
Поднялись мы еще до рассвета. Одноглазый с Гоблином наложили на гостиницу свое любимое заклятие, повергающее всех вокруг в непробудный сон, и по-тихому смылись в лес прорепетировать представление. Остальные занялись лошадьми и амуницией. Между мной и Госпожой имела место небольшая стычка: она желала, чтобы я сделал что-нибудь для женщин, захваченных разбойниками.
— Если я стану исправлять все неправильное, что встречу на пути, мы не доберемся до Хатовара, — отвечал я.
Она не стала продолжать спор, и через несколько минут мы тронулись в путь.
* * *
Наконец Одноглазый сказал, что лес вот-вот кончится.
— Ладно, это место ничем не хуже прочих, — согласился я.
Далее мы с Мургеном и Госпожой свернули в лес, на запад. Ведьмак, Масло и Гоблин повернули на восток. Одноглазый же просто остановился и принялся ждать.
Ничего явного он не проделывал. Гоблин, казалось, был тоже занят.
— А если они не придут? — спросил Мурген.
— Значит, мы были не правы, а они не бандиты. С ближайшим попутным ветром пошлю им мои извинения.
Некоторое время все хранили молчание. А выехав на дорогу, чтобы проверить обстановку, я увидел, что Одноглазый уже не один. За его спиной стояли с полдюжины всадников. Сердце мое дрогнуло. Фантомы были хорошо знакомы мне. Они изображали старых товарищей, давным-давно мертвых.
Я ретировался в лес. И дрожь, обуявшая меня, была, против ожиданий, сильной. Настроение мое отнюдь не сделалось лучше. Лучи солнца, пробивавшиеся сквозь полог леса, играли зайчиками на призраках моих мертвых друзей. Они ждали врага со щитами и копьями наготове, безмолвно, как и подобает призракам.
Но они были призраками лишь для моего сознания. На деле были они иллюзиями, созданными Одноглазым. А по другую сторону дороги Гоблин строил собственный легион теней…
Эта парочка — настоящие художники, если дать им время спокойно поработать. Сомнений более не было. Даже относительно личности Госпожи.
— Скачут, — без всякой надобности сообщил я. — Это они.
В желудке засосало. Стоит ли рисковать, подпуская так близко? Потом стрелять будет поздно. Если они решатся на драку… И если Одноглазый с Гоблином оплошают…
— Поздно, Костоправ.
Я взглянул на Госпожу, и тут меня обожгло воспоминание, кто она такая. Она улыбалась, зная, что творится в моих мыслях. Сколько же раз сама она бывала в подобной ситуации, хотя бы на большей игральной доске?
Разбойники мчались вдоль дороги. И, сбитые с толку, осадили коней, завидев поджидающего их Одноглазого.
Я рванул вперед, а призрачные кони двинулись сквозь лес следом за мной. Зазвенела сбруя, затрещали ветви. Здорово сработано, Одноглазый. Как ты выражаешься, наиправдоподобнейше.
Бандитов было около двадцати пяти человек. Лица у них и так были — краше в гроб кладут, но они сделались еще бледнее, углядев Госпожу и узнав призрачное знамя на копье Мургена.
Черный Отряд весьма знаменит.
Две сотни призрачных луков изогнулись. Пятьдесят рук поднялось к небу, словно в попытке уцепиться за брюхо неба.
— Вам, полагаю, следует спешиться и разоружиться, — сказал я их предводителю.
Тот некоторое время шумно глотал воздух, прикидывая шансы, затем подчинился.
— А теперь вы, грязные людишки. Живо с седел!
Разбойники повиновались. Госпожа махнула рукой. Лошади развернулись и рысцой устремились к Гоблину, на деле ими управлял он. Гоблин пропустил лошадей — пусть вернутся на постоялый двор в ознаменование того, что гнету конец.
Гладко сошло, ох и гладко! Без единой задоринки! Вот так мы управлялись с делами в былые деньки. Хитрость и маневр! Зачем утруждаться самим, когда достаточно мухлевать и надувать?
Построив пленных вереницей и связав веревкой для облегчения управления, мы направились на юг. Одноглазый с Гоблином расслабились, и разбойники пришли в крайнее возбуждение. Посчитали, что мы поступили нечестно.
Через два дня мы добрались до Риз. Здесь Гоблин с Одноглазым снова организовали ту же иллюзию, и Госпожа передала дезертиров в распоряжение командира гарнизона. При их сопровождении пришлось убить только двоих.
Все это ненадолго задержало нас, но теперь путь свободен, и до Чар всего около часа езды. Придется примириться с тем, что беда — ближе некуда.
Товарищи мои уверены, что основная часть Летописи находится у меня. А правда в том, что она осталась в руках Империи. Ее захватили при Королевском Мосту (старая рана, что болит по сию пору!). Перед самым кризисом в Курганье я пообещал вскоре вернуть ее обратно.
И этот-то самый кризис помешал. И теперь уже ничего не остается, кроме как отправляться выручать Летопись самому.
Глава 3. Таверна в Таглиосе
Лозан поудобнее умостился в кресле. Девчонки хихикали, подбивая одна другую пощупать его шелковистую русую шевелюру. Одна, с самыми многообещающими глазами, наконец решилась провести пальцами по его волосам. Лозан подмигнул Корди Мотеру, сидевшему в противоположном конце гостиной.
Вот жизнь-то пошла с тех пор, как их отцы и братья поумнели! Не жизнь, а мечта. Все мечтали об этом, только пробираться сюда — смертельный риск… Если и дальше так пойдет и ничего не стрясется, он скоро будет весить фунтов этак четыреста и станет самым счастливым лодырем в Таглиосе.
