- А где? - в один голос спросили мы с Толиком.
- Ты знаешь точное место? - уже в одного добавил Толик.
- Я - нет, но дед знает...
- Дед? - переспросил Толик. - А он у тебя, случаем, не того? Ну, в своем уме...
- После всего, что со мной случилось за последние дни, - произнес Николай, - я себя чувствую не в своем уме. А дед вполне...
- Ладно, Колян, - Толик хлопнул удэгейца по плечу, - ты на нас не обижайся... Сам понимаешь... Каково... От этой сделки вся наша дальнейшая жизнь, может, зависит. Тут, понимаешь, такие дела творятся... - Выпитое спиртное, видимо, уже подействовало на Толика. Мой друг покраснел, и язык у него начал заплетаться. Я тоже слегка поплыл, но чувствовал себя вполне еще сносно.
- А теперь шкурный вопрос, - произнес Толик, отдуваясь. - Может, и нет никакой могилы Хубилая, а если и есть, то она может быть либо пустой, либо разграбленной... Ведь сколько лет пробежало - неужто за это время не нашел никто?
- Не буду спорить, но дед утверждает, что спрятали Хубилая на совесть - могила до сих пор должна быть в сохранности...
- Так это, а откуда знаешь, что в ней что-то ценное есть? Тут вон, десять лямов дают, и ничего делать не надо... Ну, кроме, может быть, гипотетической опасности древнего предсказания... А сколько таких предсказаний? Ты телик-то давно смотрел? От ацтеков и майя, до падения гигантского метеорита...
- Четыре коня в натуральную величину, - произнес Николай, - он повсюду возил их с собой.
- Это ты про золотых коней Хубилая? - уточнил я.
- Угу, - кивнул удэгеец.
- Это так, - сказал я. - Многие хроники отмечали этот факт. - Этими отлитыми из чистого золота жеребцами пытались откупиться от Хубилая китайцы. После смерти Великого Хана их никто больше не видел.
- Зарыли вместе с Великим Папуасом? - спросил Толян.
- Есть такие предположения, - ответил Николай.
- А если они утонули во время шторма? Если их сбросили в море, как жертву морским богам? - не унимался Толян. - Если... Да я могу еще сотню причин придумать! Так что, пока мы собственными глазами не увидим могилу, и то, что в ней, ничего обещать не будем!
- Тут я с тобой согласен, - произнес я. Покупать "кота в мешке" не хотелось. - Давай, тереби деда насчет точного места, а мы с Толиком будем тянуть время с амулетом... Так что в твоих интересах обтяпать все побыстрее.
- Вован, красава, дай пять! - Толика совсем развезло.
- Толян, давай завязывать! Нахрена так нагрузился? - набросился я на корефулю.
- Не знаю! - помотал головой Толик. - Так вышло...
- Николай, запиши мой телефон. Как только все выяснишь - сообщи немедленно. В наших обоюдных интересах провернуть все поскорее. Если мы найдем эту могилу, и там будет что-нибудь этакое, кроме гнилого гроба - продолжим наш разговор об амулете. Пока же нечего обсуждать! До скорого!
Я пожал влажную ладонь удэгейца, подхватил под локоть окосевшего Толяна, и мы, покачиваясь, побрели к выходу. Рассчитавшись с выросшим на нашем пути официантом, мы покинули забегаловку. Николай посидел за столом еще некоторое время, что-то прикидывая в уме. Затем он поднялся и нетвердой походкой тоже поплелся к дверям. На улице мы с Толяном закурили. Тащиться в таком виде на работу не было никакого смысла. Решив уладить все завтра, мы поймали "мотор" и покатились по домам.
Глава 6
Пятый день третьего месяца
женского года
Земляного Кабана (939 г.)
Тибет. Буддийский
монастырь Самье-Гомпа48.
Чадящая лучина практически не освещала текст древнего пергамента. А проносящийся по стылой келье колючий ветерок сквозняка заставлял трепыхаться жалкий огонек пламени, сводя "на нет" титанические усилия читающего человека разобрать фигурные завитушки иероглифов старинного документа. Тени бегали по пергаменту, выкидывая немыслимые "коленца", иероглифы расплывались и сливались друг с другом. Смысл документа терялся и ускользал от понимания читающего. Человек тяжко вздохнул, с хрустом распрямил сгорбленную спину и, прислонившись к каменной стене, устало потер рукой красные глаза.
"Ночное зрение было бы кстати, - подумал человек, - перебирая пальцами мелкие косички седой бороды, - нужно скорее освоить "глаз совы", или иную подобную практику". Человек поерзал на жестком каменном ложе, принимая позу лотоса: сложил особым образом руки и ноги, и начал мысленно читать "Алмазную сутру", помогающую расслабить напряженные мышцы, раскрепостить и освободить сознание. Он легко мог бы соскользнуть в нирвану, но сейчас ему мешали мирские заботы- он просто хотел поскорее восстановить растраченные силы. Человек глубоко вздохнул и затем медленно выдохнул. Его сердцебиение постепенно замедлилось, понизилась температура тела, дыхание практически прекратилось. Человек неподвижно замер на лежанке, подобный каменному изваянию Гаутамы. Мало кто сейчас (если бы нашлись такие люди) смог бы узнать в этом благообразном бритоголовом аскете звероватого заклинателя Толмана. Он отнюдь не забыл свое шаманское прошлое, но сейчас бывшего заклинателя Толмана называли не иначе как Дхармадуттой - странствующим монахом. Да, он действительно много странствовал по свету в последнее время: прошел из конца в конец раздробленную державу Пратихаров49; пересек Бенгалию50; побывал в удивительном Ангкорском царстве51; выжил в кровавой мясорубке крестьянских восстаний Дайковьета52; а уж в объединившей Силлу, Пэкче и Тъебон Корё53 вообще чувствовал себя как дома. Через несколько лет после встречи с настоятелем Кымганом война добралась и до поселения Толмана. После вынужденного ухода из ставшего почти родным, но теперь осажденного киданями бохайского городища Толман решил не принимать ничьих предложений о сотрудничестве. Хотя заклинатели такого уровня пользовались почетом и уважением при любой власти: и у племенных вождей мохэ, и у императорских сановников Бальхэ, да и под пятой Ляо54 он тоже смог бы неплохо устроиться. Было бы желание. А вот его-то как раз и не было. Артефакт - один из амулетов Хадо, переданный ему далай-ламой, Толман надежно спрятал в святилище. За него он не переживал: как сказали духи предков, этот тайник не обнаружат еще долгое время. И не обремененный более никакими обязательствами Толман отправился в путь - пошел, куда глаза глядят. Смешно сказать, но за свою довольно-таки долгую жизнь ни разу шаман не покидал родных краев. Сотня-другая ли между поселениями и городищами дружественных племен - составляли весь мир Толмана. А настоящий, "большой мир",оказался куда как побольше бохайского округа Яньчжоу, в котором Толман прожил почти всю свою сознательную жизнь. Вот и решил он на старости лет на этот самый большой мир посмотреть. Да так и остался странником-дхармадуттой, неожиданно для самого себя, вдруг, проникнувшись учением Будды Шакьямуни. Такая резкая смена убеждений обычно не свойственна настоящим посвященным, но так уж получилось с бывшим шаманом давным-давно исчезнувшего племени илоу. Странствуя по свету, Толман не переставал удивляться разнообразию и количеству течений и школ Гаутамы. В поисках просветления он дошел до истоков Буддизма: посетил места, где когда-то находились древние государства Магадха, Кошала и Личчхави55. Он ходил там, где когда-то ступала нога самого Шакьямуни, внимал аскетам, шраманам и брахманам, и учился, учился, учился... Многое из того, во что его посвящали наставники, он уже знал и успешно использовал в своей практике заклинателя. Но оставалось еще неизведанное, услышанное лишь краем уха,не нужное шаману - специфика не та. В своих странствиях Толман несколько раз сталкивался с эмиссарами Владыки Буни56, рыскающими по свету в поисках потерянных артефактов. На них незримой печатью чернела метка Муу57. Толман без труда мог определить её наличие, ибо метка эта была сродни силе, заключенной в амулете. И если в былые времена эмиссарами Врага были бохайские бойцы, то теперь их место заняли киданьские псы из Ляо. Бохайская империя рухнула, и, по всей видимости, навсегда. Да и кидани, если не проявят себя на поприще поиска чудесных амулетов, недолго протянут. А шансов у них маловато: мало того, что один из амулетов надежно припрятан, так и о втором долгое время даже слухов не появлялось. И еще одна вещица была изготовлена Прародителем, но о ней все почему-то забыли - стрела, которой можно упокоить Владыку Буни окончательно и бесповоротно. Все это происки Извечного Врага, понимал Толман, но так же не мог найти никаких упоминаний и слухов о наконечнике, сработанном из того же металла, как и амулеты. Поиск стрелы захватил Толмана, не меньше, чем учение Гаутамы. Путешествуя, бывший шаман собирал любые слухи и сплетни, байки и легенды о смертельном для Извечного Врага оружии. Годы шли, а результата не было. Задача оказалась не под силу Толману. Хотя... А кто сказал, что стрела до сих пор не в руках Врага? Может быть, он поэтому и не проявляет к ней никакого интереса. Первые достоверные сведения о стреле Толман раздобыл пару лет назад в маленьком монастыре, расположенном в предгорьях Силлы. В хранилище монастыря Толман раскопал старинный пергамент, повествующий о некоем странствующем аскете по имени Чачаджи, носящем стрелу в дорожном мешке. "Наказующий перст Хадо" - так назвал стрелу далай-лама, настоятель монастыря, державший святыню в собственных руках. Было это более столетия тому назад... После, согласно записям далай-ламы, странствующий аскет отправился на Тибет, где планировал посетить не так давно отстроенный монастырь Самье-Гомпа и поучаствовать в дискуссии между представителями двух течений буддизма - сторонниками сарвастивады и чань-буддистами. Толман решил повторить путь аскета и отправился на Тибет: может быть, в архивах Самье найдется еще одно свидетельство о существовании "Наказующего перста Хадо". Сказано - сделано, собраться в путь для Толмана - только подпоясаться... Спустя полгода он уже стучался в обитую металлом дверь внешних врат.
