А сейчас ему пришлось запереть дверь в спальню, потому что их сын был уже достаточно большим и понимал, куда уезжает папа, и расставание огорчало его. Маркусу скоро должно было исполниться пять. Он уже научился стучать в дверь и ждал после этого несколько секунд, но потом все равно отворял сам.
Пора Маркусу привыкать к расставаниям. Через несколько недель ему предстоит отправляться в школу, а это будет посерьезнее, чем смотреть, как отец снова собирается на фронт. Адам сложил последнюю пару носков, запихнул их в оставшееся свободное место и застегнул молнию. Упаковывать вещевой мешок — это целая наука. И он освоил ее в совершенстве. Он захватил с собой все необходимое, не взял ничего ненужного, нигде мешок не оттопыривался, и никакой предмет острым углом не впивался в спину.
В поведении Элейн был смысл. Это действительно походило на последнее прощание. Каждый раз.
Он отпер дверь и спустился по лестнице, скользя рукой по длинным отполированным перилам и чувствуя на себе пристальные взгляды нескольких поколений Фениксов, изображенных на портретах. Если кто-то думал, что Адам привык к этим портретам настолько, что уже не замечал их, то он ошибался. Слишком часто встречался ему этот непреклонный взгляд синих глаз. Адаму говорили, что у него тоже такой взгляд, но ему от этого было не легче. Портреты ожидали от него, что он будет вести себя как герой.
«Наверное, стоит подарить их Национальной галерее Тируса. Отец уже не сможет мне помешать».
Адам переходил из комнаты в комнату в поисках Элейн. В огромном доме всегда было трудно найти друг друга. Звать жену по имени казалось ему вульгарным; он практически слышал голос отца, повторявшего, что только рабочие и клерки повышают голос и единственное место, где человеку позволено кричать, — это поле боя.
«Теперь это мой дом. Но отец все еще командует здесь, хотя его уже нет в живых».
Он нашел Элейн за рабочим столом; она что-то быстро писала. Она даже не подняла головы при его появлении:
— Еще пару минут, дорогой…
«А я-то, дурак, думал, что ее расстроит вид моего вещевого мешка…»
Адам так и не понял, была ли эта холодная отстраненность способом смириться с расставанием или жена действительно забывала об окружающем, когда работала. Она не любила отвлекаться.
— Где Маркус? — спросил он.
— В библиотеке.
— Ему четыре года. Сегодня прекрасный день. Почему он не играет в саду?
Элейн на миг перестала писать, взглянула на страницу, словно перечитывая последнюю строчку.
— Он не захотел. К тому же рабочие стригут газоны. Сейчас гулять опасно.
— Тогда я пойду попрощаюсь с ним, — сказал Адам. — Когда я снова вернусь, он уже будет учиться в школе, и… ты знаешь, говорят, что это сильно меняет детей.
— Хорошая мысль, — Элейн развернулась в кресле и взглянула на мужа с таким видом, словно только что заметила его. — А ты не собираешься спросить меня, чем таким важным я занимаюсь?
— А ты этого хочешь?
Она указала на экран компьютера, обвела пальцем контуры рентгеновского снимка:
— Это вам о чем-нибудь говорит, доктор Феникс?
Элейн занималась биологией развития. Адам гордился своими обширными знаниями, позволявшими ему разбираться в разных науках, но в вопросах морфологии она оставляла его далеко позади. Он пристально рассмотрел призрачные очертания. Это была конечность — вот и все, что он мог сказать. Задняя конечность. Он понял это по тому, как выглядели суставы, — ведь он был инженером и мог связать форму и функцию.
— Говорит, но немногое, доктор Феникс. — У Элейн тоже была ученая степень. Адам склонился над ней и прикоснулся пальцем к экрану. — Это не человеческая нога, и мне кажется, что вот это — колено.
— Превосходно, дорогой. Ты в детстве читал «Ромили»? Помнишь чудовище у нее под кроватью?
— А, сказочки для девчонок…
— Не смейся, дорогой. Каким всегда изображали чудовище? Этой сказке сотни лет, но монстра до сих пор описывают так же — длинные клыки и шесть ног.
В Тирусе существовало множество мифов и сказок, но Адам был ученым, рациональным человеком, и уже в детстве он понял, что монстров придумали для того, чтобы отпугивать любопытных и тех, кто задает слишком много вопросов. Если бы он был психологом, он, возможно, даже связал бы монстров из сказок с темными желаниями человека, но для начала он установил самое очевидное и основывался на этом. Чудовища всегда подстерегали в запретных местах тех, кто вел себя неосторожно или не подчинялся старшим.
Он никогда не верил в них.
Он вспомнил, как целую неделю каждую ночь забирался под кровать с фонариком и фотоаппаратом, бросая вызов чудовищам, желая, чтобы они появились, чтобы он смог доказать или опровергнуть их существование. Но никто не пришел, и он понял, что отец обманывал его.
«Монстров не существует. А если они и существуют, то только внутри каждого из нас».
— Элейн, ты хочешь сказать, что это шестая конечность млекопитающего? — наконец вымолвил он.
— Да. — Глаза ее загорелись. Ему очень не нравилось то, что она принимала такой оживленный вид только тогда, когда поглощена работой. Иногда он чувствовал, что работа занимает в ее жизни гораздо больше места, чем брак и материнство. — Адам, монстры появились не просто так. Шесть ног сохранились в памяти народа. Некое существо с шестью ногами когда-то существовало на Сэре. В конце концов оно сохранилось только в сказках, но сейчас — я думаю, что я нашла его ближайшего живого родственника.
— Только не говори мне, что обнаружила его под кроватью.
— Хочешь посмотреть?
— Ты держишь его у себя и до сих пор не сказала мне?
Элейн рассмеялась и, отодвинувшись от стола, поднялась:
— Мне не следовало начинать издалека. Ты будешь разочарован. Только не забывай о том, что самые незначительные на первый взгляд вещи способны изменить мир.
Она подошла к стеллажу с книгами, занимавшими всю стену, и, сняв с полки несколько книг, вытащила спрятанную за ними стеклянную банку. Адам не подозревал о том, что она держит дома образцы; это показалось ему странно старомодным — ведь у нее был доступ в современнейшие лаборатории университета Ла Круа. Но она настояла на том, чтобы работать дома до тех пор, пока Маркус не пойдет в школу, ибо не хотела нанимать нянь и воспитателей. Она никогда не доверяла другим самую сложную работу.
— Вот. — Она протянула Адаму банку. В формальдегиде плавал крошечный грызун, длиной не больше шести сантиметров. — Я спрятала его, чтобы Маркус не увидел. Мне кажется, такие вещи его пугают.
Адаму тоже не нравились заспиртованные животные. Его едва не затошнило при виде зверька, плававшего в банке, словно утопленник. Он представил себе крысу, шарящую среди листьев и травы, находящуюся в беспрерывном движении. Затем попытался нарисовать в воображении портрет подземного монстра из «Ромили», шестиногого, вооруженного когтями и клыками, но ему не удалось увидеть никакой связи.
