К вечеру пятого дня они достигли предместья небольшого села Белогорск, построенного на старой караванной дороге. Хассы, на которых перегрузили поклажу не задерживаясь прошли мимо села и остановились через две лиги на берегу горного ручья.
- Завтра будем во-он там.- Взяв девочку на руки, Андрей показал пальцем на купола храма, видневшиеся лиг за двадцать от сегодняшней стоянки.
* Уха - в старину ухой называли любой суп из птицы или рыбы. Гораздо позже название "уха" закрепилось только за рыбным супом.
* Стравы - погребальные трапезы. Погребальное пиршество было необходимым моментом в погребальном культе. Большинство исландских саг содержит сообщения о поминальных или погребальных пирах, на которые собиралась вся округа - порой несколько сот человек. Остатки погребальных трапез - "страв" в виде костей животных и птиц, яичной скорлупы и т. п. повсеместно находят в курганах эпохи викингов, считалось, что умершие присутствуют на пире наряду с живыми - мертвецы, как следует из саг, обладали недюжинным аппетитом. Мертвым воинам ставили чаши с пивом, считая, что они пьют наравне с живыми.
*Снабжение умерших вещами - явление самое обычное для языческой обрядности: по "завету Одина", "все умершие должны сжигаться и ... с ними вместе на костер следует нести их имущество"
*Сам набор жертвенных животных обычен: он хорошо известен скандинавским источникам. Все жертвенные животные, прежде всего конь и петух, были в равной степени связаны как со смертью, загробным миром, так и с культом плодородия. Конь наряду с ладьей относится к числу наиболее распространенных "транспортных средств", доставляющих умершего на тот свет. Петух в скандинавской мифологии является провозвестником конца мира: в жилище асов "петушок - золотой гребешок" будит героев Одина на последний бой, а черно-красный петух Хель должен возвестить своим криком "Рагнарок" - гибель богов. О связи петуха с загробным миром ясно повествует легенда о Хаддинге, записанная Саксоном Грамматиком: Хаддинг, ведомый через потусторонний мир колдуньей, останавливается перед стеной, которая преграждает ему путь, и тут колдунья, взяв петуха, отрубает ему голову и перебрасывает птицу через стену, после чего петух немедленно оживает.
*Куринные яйца считались у викингов символом возрождения и воскрешения, скорлупу яиц часто находили в погребальных курганах.
*Через трицать минут - Представление о быстром сгорании покойного как о божественной милости и немедленном вхождении умершего в рай близко вере скандинавов-язычников в то, что "чем выше поднимется дым (от погребального костра), тем выше займет на небе место тот, кого сжигают"
*****
Просыпаться не хотелось...
Андрей по-честному отстоял свою вахту, раскинул за границами лагеря "паутинку", соорудил десяток свободных следящих модулей и завалился на боковую. Наивный малый, мечтал отдохнуть, понимаешь... Из палатки вышла заспанная Тыйгу:
- Мне страшно одной. - девочка потерла маленьким кулачком глаза. - Можно я с тобой посижу?
- Можно.
Из палатки были извлечены спальные принадлежности. Через пятнадцать минут непоседа сладко спала прижавшись к теплому боку дракона на расстеленном верблюжьем одеяле, приспособив скатку вместо подушки и накрытая сверху крылом. Сам дракон боялся лишний раз шевельнуться, чтобы не раздавить девочку, зато она крутилась во сне как юла и постоянно пиналась.
Вышедший на "собачью" вахту Олаф подкинул в костер сушняка, потянулся и заразительно зевнул, глядя на него, клацнул зубами Андрей. Через тридцать секунд они поменялись местами, зевнул дракон, человек подхватил. Через пять минут взаимных перезевываний, Олаф, тихо выругавшись и сплюнув под ноги, пошел с обходом периметра. Из палатки хихикнула Листа, которая через откинутый полог наблюдала за попеременно зевающей мужской половиной отряда.
- Спи уже. - буркнул Андрей.
- Уже. - широко зевнув, ответила орчанка и закрыла полог, Андрей , словно большим капканом, клацнул челюстями. Из палатки донесся приглушенный смех.
Пляшущее в кольце больших булыжников пламя заставляло двигаться тени, отбрасывало в небо мириады кроваво-красных искр и отбивало ритм пощелкиванием дров. Огонь перебегал с ветки на ветку и новые красные лепестки начинали изгибаться в завораживающем танце. Под даримое костром приятное тепло и хореографические этюды Андрей уснул...
Внутренний будильник, оттикав два часа, в половину седьмого утра заставил открыть глаза. Перед костром сидел нахохлившийся, словно драчливый воробей Олаф и натирал песком выструганный деревянный меч. Из распадка, накрытого одеялом тумана, веяло утренней прохладой. У ручья позванивал котелком кто-то из орчанок, Андрей поднял голову с земли и потянул воздух, ветерок донес запах Ильныргу. Понятно, Листа и Слайса еще досматривают десятые сны. До слуха дракона донесся плеск и довольное пофыркивание, Олаф, услыхав звук льющейся воды, зябко передернул плечами и кинул в костер несколько толстых веток.
- Как пойдем сегодня? - спросил северянин Андрея.
- Ножками. - норманн усмехнулся.
- А серьезно?
- Я серьезно. - под крылом зашевелилась Тыйгу. - Половину пути, до скал, идем по отработанной схеме: я тащу груз, хассы отдыхают. Вторую половину хассы тащат груз, а мы отдыхаем. Не стоит пугать видом гужевого дракона живущих в храме, или не в храме, не знаю, что там построено. У местных бы порасспросить.
- Порасспросишь их, - хмыкнул Олаф, - по домам забились и носа не кажут. Мы для них диковинней медведей или мроунов. А еще про норманнов говорят, что мы варвары...
- Я успела вчера у баб узнать кое-чего. Там заброшенный монастырь Единого. - Подошла от ручья Ильныргу. С мокрых волос орчанки упало несколько ледяных капель на расстеленное по земле крыло, по перепонке пробежались крупные мурашки, Андрей поежился. - Не совсем, конечно, заброшенный, живут в нем непонятные то ли жрецы, то ли монахи. Большего из местных, по-моему, и под пытками не вытянешь. Правильно наш рыжик говорит: дикие они.
- Что есть, то есть. Плохо, что другого пути нет, от монастыря идет дорога к новому тракту, считай два дня по прямой и мы в Тройде. -задумчиво протянул Андрей и приподнял крыло. Тыйгу отвернулась от рассветных лучей и попробовала поймать перепонку. - Иль, иди буди красавиц. Солнышко, вставай. - из-под импровизированного одеяла донеслось недовольное бурчание. - Дядя Олаф выстругал тебе новый березовый меч.
Бурчание тут же прекратилось, Девочка отпихнула крыло и повернулась к северянину, державшему правую руку за спиной.
