снисходительно произнес маг. — Ты истечешь кровью быстрее, чем я исчерпаю рез…
Я снова рванул к нему, сокращая дистанцию, и кулаком с электрическими разрядами между пальцев пробил новый щит немца. И успел одной рукой вцепиться в ворот его куртки.
— СТРЕЛЯЙТЕ, МАТЬ ВАШУ!
Выстрелов нет.
А вот противник просек ситуацию и разрядил мне в грудь огненную технику. Я едва успел прикрыться рваным ледяным щитом и отлетел на несколько десятков метров, собирая спиной все колдобины мерзлой, перепаханной войной почвы.
Воздух выбивает из легких, но я успеваю перекатиться по земле — в том месте, где я лежал, мерзлая земля чавкнула, попытавшись меня сожрать.
Бах. Бах. Пули вязнут в идеальном щите.
Благородные дебилы, мать вашу.
— Я сдохну — он доберется до вас, — прошипел я, поднимая себя на ноги техникой Воздуха. — И шансов отбиться не будет.
— Да плевать, наши уже под защитой авиации, — отозвался Никитенко.
Я облегченно выдохнул — задачу минимум выполнили.
Но немца отпускать нельзя — такой всю колонну в одного мог бы раскатать. А тот не торопился нападать, наблюдал за мной со снисходительным интересом.
Ладно, сучий выродок, будет тебе погребальное русское пламя.
Земля у немца за спиной дрогнула, и тот пришел в движение. Он влево — и техника влево. Он — вправо — и техника вправо. Не атакуя, а загоняя.
Пара минут, и мы оказались внутри мерзлого земляного вала высотой в человеческий рост.
Немец приподнял бровь, не понимая, чего я добиваюсь. Запереться с превышающим твои силы врагом — это не то, чего ожидаешь от противника.
— Ты все-таки решил сдаться? — удивился немец.
— Что ты, я же русский, — улыбнулся я. — Русские не сдаются.
Гори, гори ясно.
Воздух вспыхнул, а щитовая техника земли не позволила немцу вырваться на свободу.
Гори, гори ясно.
Атакующие техники немца таяли в бушующем пламени, и парень рванул ко мне, но напоролся на разряд нескольких шаровых молний. Идеальный немецкий щит разнесло в клочья, и беззащитный маг заорал.
Гори, гори ясно.
Из глотки мага вырвался полурык-полувсхлип, и тянувшаяся ко мне рука обуглилась, так и не дотянувшись.
Последнее, что я увидел, прежде чем отключиться, это рвущееся к небу пламя и тяжелое небо, готовое разразиться метелью.
Я же обещал вам, что догоню.
Бах. Бах. Преимущество у тех, кто выше.
— Работаем! — раздается в наушнике.
Я привычным движением вскидываю автомат, и он плавится в моих руках. Огонь ползет по рукаву, а на зубах снова скрипит песок.
— Выстрел!
Под палящим солнцем работает арта и нет поддержки авиации.
— Выстрел!
Земля под ногами взрывается тысячами старых осколков, прошибающих меня насквозь, и магии не хватает, чтобы пересобрать вагон в бункер.
Я падаю в смесь песка и электричества, а небо горит подо мной.
Спина резко врезается в твердую поверхность, и я открываю глаза.
— Эй, командир, полегче, не мешки с картошкой везешь! — недовольно рявкает мужчина с нашивкой красного креста.
Сотни боев проносятся в моей голове, и я растерянно смотрю на медика. Тот, заметив мой взгляд, облегченно выдыхает.
— Князь! Рад, что вы очнулись. Небольшая турбулентность, не стоит беспокоиться.
Князь…
Я на пару секунд прикрываю глаза, сортируя воспоминания, и спрашиваю:
— Где я?
— Княжеский борт рода Ермаковых, — отвечает мужчина, проводя какие-то манипуляции. — Сейчас позову Алексея Михайловича.
Медик порывается уйти, но я хватаю его за рукав:
— Что со мной?
Он вздыхает.
— Список длинный, — честно ответил медик. — Но основное, конечно, большая кровопотеря, ожоги и магическое перенапряжение. Причем последнее высшей степени.
— И что это для меня значит? — нахмурился я.
Мужчина помедлил, осторожно подбирая слова:
— Отвоевались вы, князь. Пока не восстановитесь — магии не будет. А если надумаете выжать из себя ее силком — высока вероятность инсульта, — со значением сообщил он.
— Ясно, — сухо ответил я, откинувшись на тонкую подушку.
О том, что я и без магии могу фору дать некоторым воякам, говорить было неуместно.
— Я все-таки позову Алексея Михайловича, — произнес медик виноватым тоном.
Как будто это он был виноват в том, что по местным меркам я пока не боец.
Пока я обдумывал ситуацию и разделял фантомные боли от реальных, подошел Ермаков.
— Ты как? — спросил парень, присаживаясь рядом на пустующую койку.
— Жить буду, — отозвался я, делая попытку сесть.
— Может, полежишь? — с сомнением спросил Алексей, наблюдая за мной.
— В гробу буду отлеживаться, — буркнул я, не без труда приняв вертикальное положение. — Что случилось?
— Маршируем на Берлин, — улыбнулся Ермаков. — Благодаря тебе с минимальными потерями.
— А ты почему тут? — спохватился я.
Вместо ответа парень чуть оттянул ворот свитера, под которым были бинты.
— Зацепило при налете, — пояснил он. — Не критично, но медики говорят, что по пересеченной местности долго не поскачешь.
Осколочное ранение — это крайне малоприятно. Хорошо, что княжичу глаза не зацепило.
— Ладно, там и без нас, наверное, есть кому повоевать, — произнес я.
Ермаков недовольно дернул щекой.
— Я не хотел лететь. Хотел дойти до Берлина.
— Дойдешь, — усмехнулся я. — Будет какая-нибудь Немецкая губерния, слетаешь в отпуск при случае. Говорят, архитектура интересная у них и пиво ничего. Я бы тоже слетал…
— Боюсь, у тебя с этим будут сложности, — покачал головой Ермаков.
— Почему же?
— Помнишь мага, которого ты завалил, прежде чем отрубиться? — задал он наводящий вопрос.
— Которого из пятерых? — хмыкнул я.
— Последнего.
— А, да… Он еще мне золото-серебро обещал и сотню девственниц.
— Вполне мог, — серьезно кивнул Ермаков. — Его опознали — это внук кайзера.
— Да-а-а, — протянул я. — За пивом мне туда действительно лучше не кататься.
— Не переживай, я тебе подарю бочонок на свадьбу, — улыбнулся парень.
Точно, свадьба… С этой бесконечной войной и про жизнь забудешь.
— И еще… — Ермаков вдруг посерьезнел. — Алекс, о том, что случилось тогда на границе…
Я внутренне напрягся, не совсем понимая, чего ожидать от парня.
— Точнее, как это случилось, — Ермаков пожевал губами, подбирая слова. — Думаю, будет лучше, если никто не узнает подробностей. Иначе к тебе будет слишком много вопросов.
— А ты? — прищурился я.
— А что я?
