Ознакомительная версия.
– Что там? – спросила она, выдергивая листок из моих пальцев.
Я не успел возмутиться – ее лицо вдруг заострилось, и она села, даже не глядя на стул.
– Кажется, он впутал нас в историю, – пробормотала девушка.
– Что ты имеешь в виду? – изумился я.
Получасом позднее мы уже мчались в наемном экипаже, который вез нас вниз, к морю. Остановив карету на шумном перекрестке, мы расплатились с возницей и быстро двинулись вглубь бурлящих припортовых кварталов. Я ощущал легкое волнение. Волнение, которое должно было перерасти в отчаянную тревогу и даже страх. Мы прошли пару кварталов, свернули направо и остановились перед вывеской постоялого двора. Я глубоко вздохнул и вошел в приоткрытую дверь.
Хозяйка – поджарая, как гончий пес, женщина средних лет, провела нас с Утой на конюшню и молча указала на двух рослых жеребцов, уже ждавших нас под седлами. С боков были приторочены кожаные чехлы, скрывавшие в себе многозарядные длинностволки. Такой штуцер валил с ног лошадь… я поежился. Все так же, не говоря ни слова, хозяйка распахнула перед нами ворота, и мы, ведя на удивление послушных коняг в поводу, вышли на улицу.
Ута посмотрела на свой хронометр.
– Будет лучше, если мы приедем на место заранее.
Я кивнул. Письма были сожжены еще в пансионе, а все ориентиры, указанные Эйно с чрезвычайной подробностью, уже въелись в мой мозг настолько, что я мог повторить их, как молитву.
Мы покинули город через западный сторожевой пост, давно заброшенный и, вероятно, облюбованный бродягами – вокруг обветренной желтой башенки валялось какое-то тряпье и битые кувшинчики, в которых продают дешевое вино. Дорога вела вверх. Три мили спустя я увидел покосившуюся часовенку, воздвигнутую, как гласила надпись, в честь невинно убиенного сына городского головы, и повернул коня – здесь была развилка. Мой жеребец вел себя безукоризненно, так, словно его дрессировали бродячие циркачи. А может, подумал я, так оно и было… еще через пару миль показался следующий ориентир – большая белая скала, и тропа, спускающаяся к морю. Вскоре по правую руку возник обозначенный Эйно холм.
Князь продумал все до мелочей. Лошадей мы спрятали в небольшом, но очень глубоком овраге, до того заросшем, что различить их сверху было совершенно невозможно. Потом, набив карманы патронами и подхватив ружья, мы с Утой вскарабкались на поросший редкими соснами холм. Нам предстояло решить: какой из двух вариантов засады выбрать?.. Эйно, разумеется, не мог знать, как поведут себя те, от кого он хотел защититься, поэтому предложил нам определиться по месту – то ли засесть среди серо-коричневых каменных глыб, каким-то неведомым образом вывороченных из земли и наваленных на краю холма, то ли спрятаться в густом кустарнике на противоположной его стороне.
Расчехляя ружье, я прошелся к краю обрыва, поглядел на безмятежно спокойное море, потом опустил голову вниз – высота была порядочной, но внизу белела узкая полоска песчаного пляжа, так что, сверзившись отсюда, можно было надеяться, что шея останется на месте.
– Знаешь, – начал я, продернув затвор, – мне кажется, что садиться друг напротив друга будет довольно рискованно. Послушай-ка… а что если мне забраться вот туда? – и я махнул рукой вверх, указывая на поросшую чахлыми кустами серую скалу, нависавшую над холмом с северной стороны. – Таким образом, если ты расположишься в камнях, то стрелять мы будем под острым углом друг к другу…
– Это если бить придется по центру полянки, – скривилась Ута. – А если нет?
– Я стреляю не так уж и плохо… а ты в меня не попадешь при любых обстоятельствах – разве что у тебя задерется ствол. Я хочу свести риск к минимуму, верно?
Ута прищурилась и некоторое время разглядывала нагромождение камней, примыкающее к скале. Забравшись чуть выше, я имел превосходные шансы долго оставаться невидимым и почти что неуязвимым для людей, находящихся внизу, среди сосен холма.
– На такой дистанции из штуцера не промахнется и расслабленный, – согласилась она. – Хорошо…
Я кивнул и принялся карабкаться наверх. Это не было трудным делом – во-первых, я, как и любой мальчишка, немало налазился по всяким оврагам и склонам, а во-вторых, подъем был довольно пологим. Вскоре я облюбовал себе изумительное местечко в глубокой расселине меж трех замшелых валунов, положил на камень ружье и прикинул, как мне придется стрелять. Пока все выходило отлично. Чуть правее меня в камнях затаилась Ута. Сейчас я видел лишь ствол ее штуцера, да и то потому, что находился намного выше. Я поглядел на свой хронометр – до назначенного Эйно срока оставалось чуть больше получаса.
От волнения мне захотелось есть, но мы не захватили из пансиона ничего, кроме пары оплетенных соломой фляг с вином. От вина я решил воздержаться, дав себе слово напиться в куски нынешним же вечером – если, конечно, к тому времени я еще не воспарю в горние выси, где, как я полагал, от вина проку мало.
Передо мною вновь возникла Телла. Такая разная, то наивная, как деревенская девчонка, то утонченная, словно придворная дама, скользящая в игре по грани меж разных лиц и слов, загадочная, влекущая за собой и тотчас же отталкивающая – смеясь и лукаво поблескивая необыкновенно глубокими глазами. Я вздохнул и подбросил на ладони тяжелый светлый цилиндрик с торчащим из него острием крупнокалиберной пули, гладким, блестящим на полуденном солнце. Семь таких игрушек находились в трубчатом магазине моего штуцера. Еще с десяток – в кармане куртки, но я знал, что перезарядиться мне, скорее всего, не дадут.
Морской ветер едва слышно пел в верхушках сосен. В какой-то миг мне вдруг показалось, что я слышу приглушенное лошадиное ржание, я встрепенулся, навострил уши, но все же решил, что мне почудилось. Или, возможно, то разговаривали между собой наши жеребцы, упрятанные в зеленом овраге.
За размышлениями я не заметил, как пробило полдень. Хронометр в моем кармане звякнул, я неожиданно напрягся, и не зря – снизу раздавался негромкий перестук копыт. Над каменной грядой на секунду возникло лицо Уты, я услышал, как щелкнул взводимый затвор.
«Дура, – нервно подумал я, – придумала… раньше надо было!»
На поляну неторопливо выехали двое всадников, в одном из которых я без труда опознал Эйно. Его лицо затеняла широкая черная шляпа с парой красных перьев, на солнце блеснул неизменный талисман. Одет он был по морскому обычаю, в кожаную куртку со сложным мишурным шитьем, грубые брюки и сапоги с отворотами. Его спутник никакого отношения к морю не имел – на широкозадой серой кобыле восседал типичный богатый горожанин в длинном разноцветном кафтане, бриджах и длинноносых туфлях. Они остановились посреди поляны, Эйно засунул руку в седельный карман и извлек из него толстый парусиновый пакет.
Ознакомительная версия.
