Ознакомительная версия.
Выдержав минуту, Егор поднял голову из лужи и хрипло хватанул воздух ртом. И тут же дыхание снова сперло у него в груди, а глаза вылезли из орбит от изумления. Шестиметровая боевая конструкция топала железными ногами по глинозему, поливая деревья, кусты и неровности почвы пулеметными очередями. На серо-зеленом камуфлированном боку гиганта красовался черный крест, обведенный белым контуром.
Перед глазами Волчка проплыли кадры старой военной кинохроники: армада тяжелых танков – «Тигры» и «Пантеры», с такими же черно-белыми крестами на башнях, движется по полю, уничтожая все на своем пути. Черный крест, обведенный белым контуром… Да ведь это же эмблема германской имперской армии!
– Фашисты… – с изумлением пробормотал Егор. – Чтоб я сдох, опять фашисты!
Он напряг память, словно приоткрыл дверцу, и тут в голову ему хлынули воспоминания, которых никогда там не было прежде. Волчок обхватил голову руками и тихо застонал, и в это мгновение что-то вспыхнуло у него перед глазами, и окружающий мир опять погрузился во тьму.
* * *
Открыв глаза, Егор поморщился от сумеречного света, который показался ему невыносимо ярким, и снова сжал веки. В ушах у него шумело, в голове ухал колокол.
Он опять приоткрыл глаза, на этот раз осторожно, но это не спасло его от нового приступа головной боли. Егор почувствовал, что к горлу подкатил комок тошноты. Он повернулся на бок, и его шумно вырвало на землю.
– Ну, как? – услышал он незнакомый голос, говоривший по-немецки. – Полегчало?
Егор сел и потер глаза пальцами. Потом убрал руки от лица и взглянул на человека, сидевшего на корточках рядом с ним. Это был мощный парень лет тридцати, с воловьей шеей и широким, испещренным шрамами лицом. Одет он был в странное, затертое почти до дыр полупальто, похожее на ватник. На ремне у мужчины висела кобура, а из нее торчала рукоятка большого пистолета. Еще один пистолет был в руке верзилы и дуло его смотрело Егору в грудь.
– Кто ты такой? – спросил незнакомец.
– Я… – Егор замолчал и огляделся.
Он лежал на дне ямы, похожей на воронку, образовавшуюся от взрыва бомбы. Штаны его, сделанные из какого-то синтетического материала, были испачканы грязью. На рукаве такой же синтетической куртки он обнаружил пятна крови.
– Так кто ты такой? – повторил свой вопрос верзила.
– Я… – Егор посмотрел незнакомцу в глаза и договорил: – …Волчок.
Верзила помолчал, ожидая продолжения, но поскольку его не последовало, спросил удивленно:
– И все?
Егор напряг память. Перед глазами встало морщинистое, слегка одутловатое лицо Гитлера и его выпученные от ужаса глаза, обведенные тенями.
– Я его убил! – пробормотал вдруг Егор.
– Кого?
Волчок посмотрел парню в глаза и хрипло вымолвил:
– Гитлера!
Здоровяк усмехнулся:
– Да, брат, плохи твои дела.
– Что? – не понял Егор.
– Тебя контузило, – объяснил верзила. – Снаряд разорвался в шести метрах от тебя. Один из осколков расцарапал тебе затылок, но других ран на твоем теле нет. Ты помнишь хоть что-нибудь, кроме своего имени?
Егор сдвинул брови, несколько секунд размышлял, а потом медленно покачал головой и сказал:
– Кажется… нет.
Он поймал себя на том, что тоже говорит по-немецки. Видимо, теперь это было в порядке вещей.
– Такое бывает после контузий. Но ты не волнуйся. Главное, что черепуха цела. Через пару-тройку дней память к тебе вернется.
Верзила сунул пистолет за ремень и протянул Егору огромную, грязную ладонь.
– Шрам! – сказал он.
– Что? – снова не понял Егор.
– Это мое имя – Шрам.
Егор пожал протянутую пятерню. Верзила стянул с ремня пластиковую флягу, открутил крышку и протянул флягу Волчку:
– На-ка, хлебни.
Егор недоверчиво посмотрел на фляжку:
– Что это?
– Пей, не отравишься. Если бы я захотел тебя убить, я бы сделал это, пока ты был в отключке. Но не бойся, в нашем отряде не жрут людей.
– А в других?
– В некоторых жрут.
Егор поднес флягу к губам и сделал осторожный глоток. Рот наполнился вкусом синтетики с нотками миндальной горечи.
– Ну и дрянь, – вымолвил он.
Шрам усмехнулся:
– Разве?
Он вынул флягу из пальцев Егора и отхлебнул. Погонял во рту и проглотил.
– Отличная синт-рецина, – сказал он. – Прямо с фашистского медицинского склада.
Как ни странно – пойло подействовало освежающе. Егор почувствовал себя легче. Головная боль притупилась, ломота в висках прошла.
– Что произошло? – спросил Егор. – И где мы?
– Был бой, – ответил верзила, нахмурившись. – От нашей разведгруппы остался я один. Остальных перебили.
– А как здесь очутился я?
Шрам чуть прищурил черные глаза:
– Это зависит от того, кто ты такой, Волчок. Вспомнишь это – вспомнишь и все остальное. В последнее время развелось много слэвов-шатунов, которые бродят повсюду.
– Зачем?
– Кто ж их знает. Это что-то вроде психоза. Люди просто устали от всего. Устали жить.
Егор медленно поднялся на ноги.
– Чего вскочил? – грубовато осведомился Шрам.
– Хочу осмотреться.
– Валяй, только осторожнее.
Егор, хватаясь руками за комья земли, вскарабкался к краю воронки и осторожно выглянул наружу.
Окружающий мир был мрачен и безрадостен. Изрытая снарядами земля, человеческие трупы, разбросанные там и тут, лужицы крови между затвердевшими комками земли, редкие участки выгоревшей травы и еще более редкие деревья – чахлые, невысокие, кривые. Поодаль виднелись закопченные остатки фундаментов зданий. Валялись остовы каких-то обгоревших машин. Настоящий апокалипсический пейзаж, словно в какой-нибудь компьютерной игре, наподобие Fallout.
Егор скатился на дно воронки.
– Долго нам еще тут сидеть? – спросил он у Шрама.
– Не очень, – ответил тот. – Подождем, пока все утихнет, и двинем отсюда.
Егор с силой потер пальцами виски.
«Дьявольщина какая-то», – мрачно подумал он. Потом снова взглянул на здоровяка с пистолетами и задал вопрос, вполне достойный контуженного:
– Какой сейчас год?
Тот ухмыльнулся:
– Да, брат, здорово же тебя шандарахнуло. Сегодня третье сентября две тыщи одиннадцатого.
У Егора пересохло во рту.
– Две тысячи одиннадцатый год? – хрипло проговорил он. – Ты уверен?
– К гадалке не ходи.
Егор снова потер пальцами виски. Из-за головной боли окружающий мир казался зыбким и нереальным. Возможно, он таким и был.
– Что это за война? – спросил Егор. – Когда она началась?
– Давно. Еще в прошлом веке, не то в тридцать восьмом, не то в тридцать девятом. Немцы напали на Польшу, и понеслось. Говорят, союзные войска могли победить и уже вошли в Германию, но в сорок третьем немцы сбросили на Москву, Лондон и Нью-Йорк ядерные бомбы. С тех пор они – короли, а весь мир – дерьмо собачье.
Ознакомительная версия.
