Все это он уже видел раньше, и много чаще, чем он мог сосчитать. Он видел это в глазах детей, сбежавших из дому от оскорблений и нищеты, чья суровая и неопределенная уличная жизнь казалась им неизмеримо предпочтительнее того, что они пережили дома. Иногда, если их ловили вовремя, их можно было еще спасти. Если кому-то они были небезразличны, если их могли отвести, например, в дом доктора Лесли Томпкинс, где они могли получить и приют, и образование, и, что самое важное, — заботу и поддержку, которые помогли бы им обрести чувство самоуважения и убедили, что жизнь лучше, чем просто существование, — тогда, может быть, всего лишь, может быть, у них могло появиться преимущество, достающееся немногим, — второй шанс.
Но время, в течение которого они еще не потеряны, — не более чем крошечное окошко вероятности, которое если захлопывается, то почти всегда, за редким исключением никогда снова не открывается. Жестокая реальность уличной жизни в большом городе, где твое тело лишь дешевый одноразовый товар, подобна взгляду медузы. Эта реальность обращает сердце в камень. Закрывшееся окошко отрезает их от детства, они превращаются в одичавших жителей ночи.
Они становятся изможденными проститутками, позволяя использовать свое тело для мимолетного удовлетворения клиентов, для которых безликий секс стал суррогатом любви. Они становятся наркоманами, способными клянчить, воровать, калечить и даже убивать; наркотиками они притупляют свои чувства в поисках временного забытья, но оно слишком быстро становится постоянным. Они становятся беспомощными алкоголиками, заполняя пустоту своих душ остатками виски из бутылок, выуженных из грязных мусорных баков; они спят и в подъездах, и на вентиляционных решетках метро, и на тротуарах в лужах собственной мочи, навсегда лишившись человеческой сущности и став бродячими живыми мертвецами.
Наряду с жертвами, душераздирающими и пугающими, были и выжившие, кто не загнал свою боль внутрь себя, а стал хищником большого города. Хулиганы и рецидивисты, убийцы и насильники, грабители и ростовщики, гангстеры, — все они, лишенные совести и сострадания, не могли не только ни чувствовать чужую боль, ни хотя бы понимать ее. А быть может, она была им просто безразлична. Эти были потеряны навсегда.
Можно было бы возразить, что в их участи повинно общество, или что они сами позволили эгоизму и алчности растоптать свои ценности и достоинство, или, что они родились «плохими». И в некоторых, патологических случаях это было справедливо. Но одно непреложно: они были раньше чьими-то детьми. Легко осуждать тех детей, которых любили и о которых заботились, для которых делали все необходимое, которых кормили и одевали и которые знали разницу между добром и злом, но все же сделали роковой выбор в силу каких-то обстоятельств. Но что сказать о рожденных ненужными, о брошенных, о жертвах безобразного обращения? О тех, кто никогда не знал радости детского смеха, кому было отказано в родительской любви, кто в нелегких условиях, все более частых в нашем перенаселенном и безучастном мире, попросту лишен шансов?
Бэтмэн мало знал об этой девушке, этой молодой женщине, занимающей теперь спальню в дальней части Бэткейва. Он знал только ее имя. Рэчел. Рэчел Моррисон, или Рэй, как она называла себя, стремясь даже в этом проявить мужскую жесткость, словно отвергая рядовое американское происхождение и обеспеченную жизнь в пригороде большого города. Все то немногое, что Бэтмэн узнал о ней, сообщил ему Гордон, изучивший ее дело. Она родилась в Дориене, штат Коннектикут. Отец, биржевик, развелся с матерью Рэчел, когда ей, ребенку, было всего четыре года. Развод родителей — травма для любого ребенка, особенно для такой малютки. Отец, будучи опытным бизнесменом, подготовил все так быстро и продуманно, что адвокатам матери не было за что зацепиться. Он перевел ценные бумаги в наличные, аннулировал страховку за дом и пропал из виду. Без алиментов и пособия на ребенка, мать вынуждена была переехать в маленькую квартирку в Нью-Йорке и устроилась на работу в большом универмаге кладовщицей. Небольшой зарплаты едва хватало на оплату квартиры и приобретение самого необходимого. Их жизнь стала испытанием, особенно тягостным, когда ее мать узнала, что женщина, нанятая в няньки к Рэчел, постоянно издевалась над девочкой.
Рэчел выросла «трудным» ребенком и, хотя в школе получала хорошие отметки, была сразу признана непокорным смутьяном и одиночкой. Она поступила в колледж при Университете штата — скорее для спокойствия матери, чем по собственному желанию. В колледже она как-то присутствовала на противоречивой лекции представителя Фронта освобождения Палестины. Аудиторию пикетировали, во время лекции лектора забрасывали вопросами и освистывали, и, возможно, это поначалу пробудило в Рэчел симпатию к выступавшему. После лекции они разговорились, затем несколько раз встречались, от него она услышала о тяжелой участи палестинского народа. Очевидно, они быстро стали любовниками. Рэчел побывала за границей, где смогла увидеть и пережить то, о чем он рассказывал ей. Через своего друга, а может его более радикальных товарищей, Рэчел вскоре была вовлечена в деятельность наиболее экстремистского крыла организации, руководимой Арафатом.
Рэчел фанатично окунулась в Палестинское движение. Средство стало целью, и она оказалась связанной с десятком террористических организаций, проводящих свои операции не только в Израиле, но и в Западной Германии, Италии, Великобритании и Франции. Затем был тренировочный лагерь в Латинской Америке, действующий под покровительством генерала Дезидерио Гарсиа. О генерале было известно, что он имеет слабость к женщинам. Рэчел стала его любовницей, а он, очевидно, не мог не прихвастнуть в постели о своих подвигах, делах, связях с иностранными разведками, террористическими группами и с гнусным картелем «Макро», занимающимся наркотиками.
Она жила в изысканной роскоши, но эту жизнь ей обеспечивало положение любовницы властного диктатора, человека жестокого и нетерпимого, поклонника оккультных обрядов, который смотрел на свой народ как на рабов. И вот однажды что-то случилось, последняя соломинка переломила хребет верблюда, и Рэчел решила, что с нее довольно. Во время поездки по магазинам она улизнула от своих телохранителей и попросила убежища в посольстве США. В обмен на возвращение в Штаты, освобождение от уголовной ответственности и обещание новой жизни она согласилась дать показания против Гарсиа.
И Гарсиа, и тот, кто стоял за ним, — несомненно, могущественный картель «Макро», которому грозили огромные потери, если генерал заговорил бы в суде, — знали о существовании свидетеля, но не подозревали, что это Рэчел. Был разыгран изощренный спектакль, чтобы скрыть ее личность. ЦРУ представило исчезновение Рэчел как похищение, обставленное посланием письма генералу с требованием выкупа и, для убедительности, кое-каких украшений и личных вещей Рэчел. Как и ожидалось, Гарсиа игнорировал требования «похитителей». Он попросту нашел себе другую любовницу, к тому же намного моложе.
