— Слушай, братан, дай на секунду телефон, мне очень надо.
— Нет телефона, — сдержанно ответил Котиль.
— Чё ты врешь-то? — вызверился пьяный с нешуточной обидой в голосе, лицо его стало воплощенным укором, — у всех есть телефон!.
— У тебя ж нету, — спокойно ответил Котиль, и пьяный, не в силах вообразить, чем крыть железную логику, сотворил непонятный жест и вопросительно повернулся к товарищу.
— У меня нету, потому что я его пропил! — найдясь, наконец, с гордостью заявил он и широко воздел руку, словно указывая эпохальный путь целому народу. Опустив её на плечо Котилю, он утвердительно выдал: — И ты тоже пропил? Дай я тебя обниму!
Он полез обниматься, но Котиль решительно воспротивился.
— Пошли! — уверенно заявил пьяный и потянул Котиля за руку. — Пошли, выпьем, брат!..
— Нет, нет, мне надо идти.
— Куда, зачем? — ревел мужик на всю улицу, неподдельно недоумевая, куда это кому-то может приспичить идти, когда предлагают выпить, — да пошли ты их всех!
— Всё, мне пора, — твёрдо сказал Котиль и отцепил впившуюся в его плечо руку. Ему это начало надоедать.
— Никуда тебе не пора! — заявил пьяный. — Выпьешь с нами, потом иди хоть…
— Нет, я…
— Да ты чего? Выпить с нами брезгуешь? Да я тебе…
Он вцепился Котилю в воротник, вплотную приблизив лицо с налитыми кровью глазами. Котиль легко вывернул ему руку, и тот вскрикнул от боли. Тут подоспел его товарищ и стал оттаскивать его, уговаривая.
— Какие мы гордые! — не унимался пьяный. — Но нам на вашу гордость… с самой высокой колокольни! Ты понял или нет?
Он орал ещё что-то, пересыпая откровения матом, но Котиль не слушал. Миновав угол своего дома, он во дворе различил фигуры людей. Здесь его могли узнать и в темноте, и ему пришлось довольно долго ждать, слоняясь под высаженными у торца здания вишнями. Когда, наконец, во дворе обезлюднело, он вышел к детской площадке и посмотрел на окна.
На его кухне был включен свет, и он обрадовался этому. Он не задумывался, что делать, если бы никого не оказалось дома. Еще раз осмотревшись и прислушавшись, стараясь не создавать лишнего шума, он вошёл в подъезд.
А если это засада, подумал он, и отвратительное чувство нерешительности начало пить кровь из сердца. Включили бы они в таком случае свет? Скорее всего, да, чтобы обмануть его бдительность, сымитировав обстановку обыденности и спокойствия. Несколько секунд он стоял на ступеньках первого этажа, не в силах решить, что предпринять, идти или нет. Чутьё почему-то оставило его, и он ощущал в груди странную то ли пустоту, то ли вообще что-то до сих пор не испытанное. Воображение, не повинуясь ему, рисовало одну картину хуже другой: в квартире засада, вооружённый автоматами спецназ станет стрелять, против пуль не поможет его сверхъестественная сила, и его ждет бесславный конец в собственном доме, несмотря на неутолённую жажду справедливости. Он не боялся умереть, не слишком задумываясь об этом, но мысль, что они могут одержать верх, вызывала в нём прилив бешенства.
Повернуть вспять означало поражение ещё большее, и он стал подыматься по ступенькам, опасаясь, что в подъезд может войти кто-нибудь знакомый. Подойдя вплотную к своей двери, он прислушался, но ничего подозрительного не услышал. Нажав на кнопку звонка, он быстро вернулся на лестничную клетку, всматриваясь в полутьму, но всё было спокойно.
— Кто там? — спросили за дверью мужским голосом, и Котиль мимовольно сделал шаг назад, быстро оглянувшись и приготовившись к борьбе. Но тотчас он осознал, что это голос тестя.
— Это я, — ответил Котиль, стараясь говорить спокойно, обыденно. На некоторое время повисла напряжённая тишина; Котиль, прислушиваясь, сжал кулаки. Дверь отворилась, и он, колючим взглядом скользнув по коридору, вошёл.
Тесть, полный статный мужчина в хорошо выглаженной рубашке, как-то ошарашено поглядев на него, отступил на пару шагов.
— Вика дома?
— Нет, — с упрёком, с долей ехидства протянул тесть. — Как же она будет дома? Ты ведь…
— Больше никого здесь?..
— А кто здесь должен быть?
— А где Вика?
— Забрали… в научно — исследовательский.
— Дайте что-нибудь поесть.
— Послушай, да ты знаешь…
— Что?
— Что ищут тебя везде! Что ты натворил?..
Лицо его покраснело, говорил он с напором.
— Пусть ищут. Вам-то что?
— Как что? Да как — что?
Они прошли в комнату; тесть, с видом библейского пророка воздев руку, подошел к окну.
— Я тебе сколько раз говорил — не лезь! Вика тебе говорила — не лезь! И что теперь — кто оказался прав?
— Вас не интересует, что со мной? Не интересует, что произошло на самом деле?
— Да все знают, что произошло на самом деле! Ты убил людей, ранил ещё кого-то, что-то сжег! Что тут знать!
— Я никого не убивал…
— Попробуй, докажи кому-то! Кто в это поверит?
— Вы поверите. Вы же поверите?
— Да что толку, что я поверю! Я не прокурор, чтобы верить или не верить!
— Так поверите или нет?
Он посмотрел на тестя. Тот снова всплеснул руками и мелкими шажками засеменил по комнате, глядя в пол.
— Я поесть просил.
— Что ты будешь?
— Пожарьте яйца. Только пережарьте, чтобы чёрные совсем были.
— Боже, ну какие яйца! Когда их жарить? Мне вот документы Вике надо собирать, завтра с утра нести… Может, бутерброд сделать? Посмотрю, что там в холодильнике…
Он поспешно направился в сторону кухни, но Котиль остановил его.
— Не надо бутерброда.
— Ну… смотри. Как хочешь, — в его голосе слышалось облегчение. — И что ты теперь собираешься делать?
— Теперь уже не знаю. Хотя минут пять назад знал.
— Ага, ага, — тесть тяжело уселся в кресло и достал их кармана брюк платок. Жарко не было, но лицо его покрылось каплями пота.
— Так Вика в научно — исследовательском?
— Да. Хорошо, что её туда положили….
— Что хорошего?
— Ну как что? Там оборудование, уход…
— Там над ней опыты будут ставить.
— Какие опыты, ты что!..
— Всякие.
— Не выдумывай!
— Хотелось бы выдумывать…. Как там… на работе? Как карьера? — с лёгкой иронией спросил Котиль.
— На работе? Да что на работе? Нормально.
— Ну, мало ли. Вдруг нефть закончится, и вашей автоколонне не будет чего возить.
— Она не моя, но…
— Да понятно, чего там. Начальник всё — таки.
— Ты зря это… если бы слушал в своё время…
— Ну да, конечно. Если бы слушал, да пятерки в школе получал, то в угол бы не ставили, а хвалили.
— Ты столько нефти сжег, что скоро не будет чего возить, — тесть суетливо поднялся и снова лихорадочно начал сновать взад — вперед. — Слушай, тебе лучше по-хорошему сдаться, самому пойти и во всем признаться!
