— Значит, все в порядке? Наверное…
Беспокойство, однако, не проходило. Отчего же именно сейчас вдруг так странно пробудилась память? Взгляд, аура Длинной Жизни…
И тут Конан вздрогнул.
Всем своим существом он уловил где-то рядом эту ауру. И уже не в воспоминаниях, а наяву.
Дункан не имел подобного опыта.
Из всех, в ком пробудилась Сила, он до сих пор встречался лишь с Конаном. Однако по вполне понятным причинам момент их первой встречи он помнил смутно.
А свои ощущения во время этой встречи — тем более. Кое-какие воспоминания сохранились, но главным из них была память о боли.
О той боли, которую причинял засевший глубоко в теле кусок железа.
Сейчас боли не было. Было какое-то смутное беспокойство, но Дункан не смог его расшифровать.
К тому же сейчас ему не до беспокойства было. Король, сам король говорит с ним!
А Конан именно по этой причине не мог ничего подсказать ему. Трудно рассчитывать на что-либо при королевском дворе, если прервешь речь монарха!
К тому же и сам он не видел пока, откуда может исходить опасность. И опасность ли это?
Оставалось рассчитывать на удачу…
— Итак, чем ты можешь порадовать меня, мой подданный? Что ты умеешь?
— Я умею все, что положено уметь горцу, — Дункан приосанился. — Умею скакать верхом и карабкаться на вершины. Владею волынкой и прорезной виолой. Могу спеть песнь почета, песнь траура и песнь поношения… Последнюю — только для Ваших врагов, сир!
— Нет, хватит с меня музыки… Сыт я ею по горло! — глаза юного короля недобро сверкнули.
(Он, конечно, знал о темных слухах, согласно которым он, Джемс, — якобы сын придворного музыканта, которым в свое время увлеклась королева, его мать…
И хотел бы забыть про них — да не дают ему забыть…)
— Владеешь ли ты чем-нибудь, что более пристало мужчине, горец? Например — оружием?
Теперь в глубине глаз юноши мелькнула какая-то странная, нездоровая жадность.
— Чем я заслужил Ваши оскорбления, сир?! Плох тот горец, который не умеет обращаться с боевым железом!
— Значит, ты — не плох?
— Никто не хотел бы утверждать обратное, сир! Готов сразиться с кем угодно и чем угодно — по Вашему выбору! Клейморой-мечом и палашом-клейморой, на копьях и на ножах, конный или пеший, в доспехах или без… Какие угодно условия выставьте — и я с клинком либо алебардой…
— Довольно! — прервал его король.
И снова — странный блеск мелькнул в глубине его глаз…
Говорили в старину: спаси нас, Всевышний, от милости сильных мира сего пуще, чем от гнева их…
Дункан замер, оборванный на полуслове.
— А секирой — владеть умеешь? — уже не просто страсть — почти мания горела в глазах у короля. Это столь так явно не соответствовало его сану, что собеседник его сразу же почувствовал себя более свободно.
И напрасно!
Потому что, когда властитель позволяет себе нечто, ему не подобающее,
— это обычно не знак доверия, а знак беды.
Горе тому, кто этого не поймет!
Дункан пожал плечами:
— Алебарда — секире сродни, сир! Приказывай!
— Не замедлю приказать… — Джемс поднялся с места, снова сел, опять привстал. Нервная дрожь била его…
— Ни разу не видел я настоящего секирного боя… Уже много лет, как есть у меня один боец — но долго, очень долго не удавалось мне найти ему пару! Ты — первый из моих подданных, кто согласился!
(Конечно, для такого дела требуется согласие. Во всяком случае, от подданного благородных кровей. А неблагородному — не дашь никогда такого задания…
А приказать шотландскому дворянину можно лишь после того, как сам он изъявил согласие).
Дункан такое согласие дал. Но оба они понимали, что такие вещи даром не делаются.
— Чего хочешь ты взамен, мой подданный? Говори — не поскуплюсь…
— Тебе не придется скупиться, сир… — Дункан уже обращался к Джемсу на «ты», потому что они перешли некую грань, разделяющую подданного и короля.
— …Не придется, так как просить я буду не «сколько», а «что».
— И что же ты будешь просить? — на сей раз не страсть, не желание было в этом вопросе — а настороженность…
— Не бойся, сир… Моя просьба тоже не составит тебе ни труда, ни опасности. Мне нужно задать несколько вопросов одному из Мастеров, состоящих при твоем дворе. А ты — отдай ему приказ, чтобы отвечал он правдиво!
— Есть ли у тебя основания сомневаться, что он и без моего распоряжения будет отвечать правдиво?
— Пожалуй, нет. Но ты все-таки этот приказ отдай. Это — моя цена.
— Твоя цена? — резко переспросил Джемс. Давно уже никто не осмеливался говорить с ним так.
— Да, моя цена, — Дункан кивнул спокойно и твердо.
И король, подумав, кивнул в ответ, соглашаясь с его правотой. За необычное дело — необычная плата.
— Имя Мастера? — спросил Джемс теперь тоже спокойно.
— Мак-Фуад.
— Этерскел Мак-Фуад? — брови короля поползли вверх.
Дункан тоже не смог сохранить на своем лице маску безразличия. Но почти сразу же он овладел собой.
— Малое имя его не знаю. А имя клановое — Мак-Фуад.
— Н-ну, хорошо… — уголки губ Джемса тронула легкая усмешка.
— Если будешь после боя в состоянии задавать вопросы — то задашь свой вопрос ему. И ответит он тебе — или я не король!
Недаром жаждал король насладиться зрелищем секирного боя. И недаром жаловался, что трудно было найти ему на это охотников.
Секира — символ славного прошлого Шотландии. Именно славного. Но — именно прошлого.
Еще во времена прадеда, даже деда Джемса VI, каждый тан выводил в поле сотни секироносцев. А теперь для подсчета численности войска — уже другие мерки требуются.
Количество клеймор. Число кавалерийских пик. Даже число презренных мушкетов — тоже учитывается!
Нынешние старики еще помнят: когда были детьми, — рассказывали им деды, как они — деды — в молодости владели секирами. Но любое воинское искусство забывается, если стоят за ним только предания, а не живые мастера.
Так что даже странно, где сумел найти Джемс знатока секирного боя…
Ныне — алебарды в ходу. Алебарда секире действительно чем-то сродни. Но родня они не близкая.
Алебарда — скорее копье, чем топор. И скорее крюк, чем копье.
К тому же это оружие, по сути, не предусматривает поединка. Редко-редко сходятся в бою воины с алебардой против алебарды.
В основном — пеший против конного применяет ее. А так как кавалерист ныне почти всегда облачен в доспехи — то широко используется крюк на обухе. Чтобы, зацепив, сдернуть с седла.
И узкий копейный наконечник тоже часто используют. Чтобы вонзить его рыцарю в стыки лат.
А вот секирное лезвие — куда реже применяется. И нет обычно у алебардщиков достаточного навыка рубки им.
