быстро и с небольшими потерями то и сделал. За ним следом к забору сразу подошли и аркебузиры; теперь они могли стрелять оттуда, простреливая весь деревенский проулок и берег реки. Но это был временный успех; сразу после обеда на помощь арбалетчикам подошли две пехотные сотни еретиков рассыпным строем. Пильнье, разумно полагая, что перевес явно не на его стороне, со своей сотней и аркебузирами отошёл за рогатки к лагерю. И снова арбалетчики еретиков уселись за забором. А пришедшие им на помощь пехотинцы полезли ломать рогатки.
И тогда несуразный капитан Циммер построил всех имевшихся у него людей в колонну по шесть и, несмотря на ужасный град болтов, на удивление быстро провел их через вырубленный лесок. Строй всегда сильнее рассыпанных бойцов, поэтому он и выбил еретиков от забора, зарезав парочку зазевавшихся.
Враги снова бежали по проулку и остановились в конце. Циммер их не стал преследовать. Аркебузиры опять удобно расположились у забора, и на том бой подзатих.
Но ближе к вечеру к противнику подошло подкрепление, и из-за угла дальнего дома сразу за россыпью идущих арбалетчиков появилась голова мощной колонны. Циммер не стал ждать, одной пехоты у врага оказалось в два раза больше, чем у него. И он отвёл своих людей за рогатки к лагерю. Капитан послал к генералу просить подкрепления, если враг решит идти на лагерь. Но так как ноябрьский день уже клонился к концу и начинало темнеть, еретики дальше забора не пошли.
Ближе к сумеркам еретики свои нападения прекратили, арбалетчики и сапёры с поля ушли. Лишь у забора оставили крепкий отряд. Когда стемнело, стали подводить итоги дня и поняли, что сегодняшняя возня была не так уж и безобидна. Четверо убитых и больше сорока раненых. И этот урон нанесли только арбалетчики. Это было очень досадно. Особенно учитывая то, что половина из этих потерь легла на стрелковые сотни. У генерала сердце обливалось кровью, когда он терял своих знаменитых стрелков.
Будь у него хотя бы сотня арбалетов, да с его отличными позициями на холмах, он бы еретикам преподнёс хороший урок, но генерал уже давно делал ставку на порох. У него в его личном арсенале и десятка арбалетов не было. И вот теперь почти на половину сотни его войско уменьшилось. Кого-то из раненых братья-солдаты сами, по мере сил и умений, подлечили, но большинству требовались знающие лекари. И тогда Волков позвал к себе Максимилиана.
– Прапорщик, раз уж вы с лодками управились, то теперь вам и быть при них, – генерал достал из полкового сундука мешочек с серебром и протянул его молодому Брюнхвальду. – Здесь три десятка монет. Везите раненых на тот берег. Скажите старосте, чтобы нашёл для них постой, уход, прокорм и лекаря. На первое время тут хватит.
Максимилиан деньги взял и ушёл, а барон пересчитал оставшееся в полковой казне серебро. Впрочем, пересчитывать там было особо нечего. Денег от того, что привёз эмиссар герцога, почти не осталось. Если завтра будет столько же раненых – деньги герцога закончатся. У барона, правда, были ещё и свои. Но их тратить он очень не хотел. Пока генерал пересчитывал казну, пришли Брюнхвальд и Рене. И если Карл был деловит и немногословен, говорил лишь о потерях, то родственничек, как водится, волновался.
– Завтра будет штурм!
– Скорее всего, – отвечал ему Волков.
– Выстоим ли? – вопрошал Рене. И вид его при этом был весьма невесел. Не такой должен быть вид у офицера, что ведёт за собой людей.
«Выстоим ли?». Волкову захотелось наорать на него. Но он сдержался и, вздохнув лишь, спросил в ответ:
– И как вы, дорогой родственник, с таким унынием при людях появляетесь?
– При людях бодр, – сказал Рене, и тут же признался: – а к вам хожу, чтобы этой бодростью пропитаться.
– Ясно, – сказал генерал, – хорошо, приходите, пропитывайтесь, только чтобы солдаты в вас видели лихость и уверенность. И не волнуйтесь, если что пойдёт не по моему плану, для вас у меня, как для родственника, припасена лодка.
Естественно, Рене сразу приободрился. Но он был не единственной проблемой генерала.
– Карл, а что там с нашими укреплениями?
– Думаю, нечестивцы за сей день попортили их незначительно. Дорфус пошёл смотреть рвы, пока не стемнело.
– Хорошо, но вы не успокаивайтесь, Карл, продолжайте расширять ров. Объясните солдатам: чем больше проливают пота, тем меньше будут проливать кровь.
– Прекрасные слова, генерал, – согласился Брюнхвальд.
После офицеры ушли, а генерал наконец сел ужинать.
Закончить с ужином он не успел. Явился майор Дорфус и просил его принять. Если деликатный майор просил принять его до того, как генерал закончил ужин, значит, дело было срочное. И Волков сразу распорядился звать майора.
– Генерал, еретики нарубили веток для фашин и не унесли их с собой. Лежат они сейчас недалеко от рва, надобно отправить людей забрать их.
– Не думаете, что это засада?
– Нет, они прямо у кустов в чистом поле лежат.
– Ну что ж, заберите, пусть рубят их по новой. Только не сами за ветками идите, найдите охотника среди офицеров.
– Такой уже нашёлся, то ротмистр Рудеман из рот капитана Лемана, он со своими людьми уже ждёт вашего дозволения.
– Пусть идёт, – согласился генерал.
И Дорфус ушёл выполнять задуманное.
Тут и майор Пруфф с ротмистром Хаазе просили принять их.
И дело, с которым они пришли, показалось барону интересным.
– Еретики нынче, в наглости своей не зная пределов, – высокопарно начал майор, – подходили к самому нашему рву и кидали болты по нашим позициям. И кидали их весьма искусно. Двое из моих людей были ранены, и один из них в живот. Уж не ведаю я, выживет ли, то хороший пушкарь, жалко такого.
Волков молча и внимательно слушал старого артиллериста: и что же вы предлагаете? Пруфф продолжал:
– И мой молодой товарищ, – он указал на ротмистра, – бывавший уже в такой ситуации, говорит, что перед батареей нужно поставить плетень.
– Плетень? – удивился Волков.
А Пруфф рукой указал на Хаазе, как бы передавая ему слово: говорите, ротмистр.
– У Гефельдорфа, год назад, было то же самое, там укрепления города стары и низки, и пушки приходилось выносить буквально на городские валы. Тогда арбалетчики так же подходили близко и били по нашим артиллеристам. Так тогда мы ставили там простые плетни; болты если их и пробивают, то силу свою теряют изрядно, да ещё летят неровно. И вреда от них нет. Ещё мы в тот раз ставили перед пушками корзины с землёй, но то от вражеских