в каком-то смысле касаться пустоты было занимательно. Само её существование проливало свет на природу вещей, опровергало одни теории и подтверждало другие. Ну а концепция абсолютного ничего по какой-то причине не отвергалась разумом перерождённого, ведь иначе он уже сейчас оказался бы очень близко к неизбежному, перманентному безумию. Слишком внимательно Элин всматривался в аномалию, которая, судя по его собственным ощущениям, аномалией не являлась вовсе. Скорее уж наоборот: не пустота пожирала материю, а материя возвращалась в своё изначальное состояние.
И это у человека, — ментально, по крайней мере, — вызывало когнитивный диссонанс, ведь именно материальный мир являл собой привычные всякому смертному декорации. Декорации, пошатнувшиеся под гнётом некоего нового состояния пространства-времени, о котором Элин раньше даже не слышал. Впрочем, это не помешало ему оценить всю красоту этого ничто, после чего сосредоточиться и приступить к перебору всех доступных вариантов спасения собственного разума, для которого созерцание абсолютной пустоты не прошло даром. Он формировал якоря, пытался вымыть чужеродное воздействие из разума тщательно контролируемыми потоками анимы и уже хотел прибегнуть к крайней, но необходимой мере — насильному отключению сознания…
Но всё прекратилось, стоило только дважды перерождённому абсолюту закрыть глаза.
Вновь перед ним оказался понятный и кажущийся родным материальный мир, от которого мозги не сворачивались в трубочку, а инстинктивное чувство, позволяющее управлять пространством, не билось в агонии из-за своей неспособности передать “хозяину” всё, что с его помощью можно было воспринять. Схлынул так же и страх, который, если судить по последним событиям, в сердце и душу Элина Нойр мог ступать невозбранно, беспрепятственно и совсем свободно. Это обстоятельство перерождённому не нравилось, но и поделать с ним он ничего не мог, ведь во всех случаях ситуации, провоцирующие страх, наступали неожиданно, и к ним нельзя было подготовиться.
Даже если ты — абсолют, когда-то давно, — буквально в прошлой жизни, до Гримуара, — по праву силы считавший себя чуть ли не всемогущим. И “чуть ли” здесь было уместно потому, что личное могущество не позволило ни обратить вспять время, ни вернуть мёртвых.
Элин резко мотнул головой, сбрасывая наваждение и целенаправленным волевым усилием возвращая себе присущую лишь мудрейшим ясность мышления. Перед глазами вновь оказались отлитые из металла рабочие столы, над которыми возвышались стены и башни из книг. А уже подле них нашлось место и компактным электронным устройствам, каждое из которых могло вместить в себя тысячи тысяч библиотек — тем самым, к которым Элин до сих пор относился с опаской и не торопился ими пользоваться. Он банально чувствовал себя стократ комфортнее с увесистым, пахнущим бумагой талмудом в руках, нежели с чем-то, работающем на непонятных пока принципах. Благо, в логове Марагоса было, из чего выбирать, ведь этот ценитель знаний самых разных видов и форм оказался тем ещё параноиком, и все сколь-нибудь ценные сведения хранил как в чипах-кристаллах, так и на особым образом обработанной бумаге, способной пережить если не залп космического корабля истинных людей, то что-то очень к нему близкое.
И вновь перерождённому пришлось силой возвращать мысли в привычное русло.
— “Сказываются прокачанные через сознание и, частично, душу объёмы анимы, или первопричина в чём-то ещё?..”. — Высказанный самому себе вопрос так и не отыскал адресата, в конечном счёте попросту растворившись в неудержимом потоке мыслей. Элин же поднялся с пола, по закостеневшей привычке начав разминать якобы затёкшие, — а на деле в принципе на это неспособные, — ноги. Его взгляд активно блуждал по округе вплоть до тех пор, пока не уткнулся в распахнувшуюся дверь, за которой обнаружился почувствовавший неладное хозяин всего подземного комплекса.
— Какого чёрта, Элин?!
— Ты знал, что на расстоянии в десяток километров от этой точки находится сплошь пустота? — Лишь мгновение потребовалось перерождённому, чтобы сообразить предупредить старшего товарища об опасности поспешных действий и возможных последствиях, с которыми он сам совладал лишь каким-то чудом. — Не пытайся туда заглянуть, сначала выслушай…
Элин изложил события последних минут, — часов? — кратко, но детально, тем самым заметно озадачив Марагоса, который всё-таки не удержался и менее, чем за минуту отыскал опосредованный способ проверить слова перерождённого. Итогом этого экспресс-теста стало задумчивое, хмурое и напряжённое лицо существа, которое, казалось, должно было сохранять полную внутреннюю невозмутимость даже в самых сложных ситуациях. Сам Элин был к такому весьма близок, и считал, что окончательно умение держать лицо закрепится с годами, коих Марагос прожил на порядок больше… Но в борьбе с невольно прорывающейся сквозь маску мимикой ему эти века явно не помогли.
Или же будущий Король Змей был столь искусен в лицедействе, что его-настоящего Элин не видел ни раньше, говоря с фантомом, ни сейчас, застав его “во плоти”.
— Знаешь, Элин… Всё, о чём ты говорил до сего дня было правдой, но… пустота? — Мужчина устремил взгляд изумрудных глаз в потолок, спустя пару секунд вновь переведя тот на собеседника. — Своим восприятием я могу дотянуться много дальше десятка километров, но там нет ровным счётом ничего. Это ведь космос, в конце-то концов.
Настал черёд Элина сводить брови вместе и вновь тянуться к пустоте, предварительно подстраховавшись надёжными якорями, не чета тем, которые он впопыхах пытался “бросить”, уже находясь в ловушке. И вновь перерождённый, протянув восприятие на то же расстояние, наткнулся на пустоту, чьё давящее, неспешное, но неотвратимое приближение ощущалось каждой клеточкой его тела.
Пустоту, которой для Марагоса не существовало. И причина тому напрашивалась сама. Он — не подлинник. Это, пожалуй, было основным их отличием, если не считать изменившиеся в ходе слияния гены Элина Нойр, которого мало что роднило с истинными людьми и их отдельной ветвью в лице людей обычных.
— Космос — это не отсутствие материи, пространства и времени как таковых. Но я, кажется, понимаю, почему всё именно так. — А так же по какой причине Лорды симбионтов не пользовались вполне очевидно имевшейся способностью так или иначе управлять ещё и временем в довесок к пространству, которое оказалось доступно пусть одному из сильнейших, но всё ещё огрызку настоящего симбионта. — Что нас отличает здесь и сейчас? Только то, что я для этого времени чужак. Осталось лишь проверить, что это явление действительно привязано ко мне или к точке моего появления…
— Хочешь выйти на поверхность?
— Если твой комплекс не тянется на пять-шесть километров в какую-то сторону. — Красноречивый взгляд Марагоса оказался понятнее всяких слов. — Это вообще возможно?
—
