– Ва-ау! – прокомментировал Егор от дверей и немедленно подавился словами под бешеным взглядом сестры.
– А… мы… вернёмся через десять минут! – скороговоркой выпалила дочь, выталкивая тормознувшего брата в дверной проём… мимо стоящей с хмурым видом Наты. – Нам там надо… одно дело!
М-мать… Сам же себе зарок дал не предпринимать ничего такого, пока всё не уляжется хотя бы частично! Какое счастье, что моя жена – псионик, аналогичная сцена с неодарёнными женщинами привела бы, как минимум, к оплеухе и долгому оправдыванию, но всё равно осадочек остался бы. А тут наверняка девушка расшифровала эмоции своей… гм, второй половины и мои и поняла, зачем я это сделал. Впрочем, нарваться на пощёчину можно было и сейчас – достаточно просто полезть с поцелуями к темноволосой с красной прядкой версии жены. Потому что одно дело – понять, а другое дело – принять. Так что я просто отошёл на равное от обеих расстояние и прислонился к стене.
Красноголовая, помедлив, сделала шаг в трапезный зал, позволяя дверям за спиной закрыться. Всё так же в молчании, всё так же тяжело глядя на ту, кто была ей ближе, чем сестра. Натана на Нату смотрела с откровенным вызовом. Минуту я молчал, но потом, видя, что ситуация не меняется, с нажимом произнёс, вкладывая в слова всю уверенность, которую испытывал:
– Я не буду выбирать. Не могу и не собираюсь. И ты это знаешь.
Женщина и девушка одновременно посмотрели на меня… и синхронно выдохнули.
– Я просто никак поверить не могу, что вот это… вот она – бывшая часть меня.
– Это ты – часть меня, – немедленно отозвалась Натана, демонстративно поворачиваясь к кухонному столу и плите. Хуже от этого её слышно не стало: акустика в помещениях имперских судов была великолепной, уж не знаю, как этого добились проектировщики, хоть концерты давай, и при этом никакого эха и абсолютная тишина в объёмах катера даже рядом, через переборку. – Ум-то мне достался! Кстати, имей в виду, Миш, что обратная операция с возвращением полушарий мозга под одну крышу, так сказать, эту крышу с гарантией снесёт, и безвозвратно. Слишком долго мы… были порознь – это я тебе как медик говорю. Можно сказать, ты видишь терминальное проявление шизофрении – раздвоение личности… и одновременно самый радикальный способ лечения. Была одна Ната, стало две.
– Была у меня одна Ната, теперь у меня две тебя… вас, – поправил я её. – Имей…те в виду – на иной исход я не согласен.
– Да уж понятно, прямо исполнение заветной мужской мечты… – опять повернувшись к нам лицом, насмешливо протянула Натана. И осеклась под моим взглядом: чёрт, а это было… больно.
– Дура! – немедленно припечатала девушка, в два шага подходя ко мне и зажимая мою руку в своих сильных тонких и изящных ладонях. Не зная, даже и не подумаешь, что эта красавица – офицер спецподразделения, специализирующегося на лобовых атаках… – Не слушай её.
– Прости! Прости! – До второй Наты, кажется, даже не сразу дошло, что она только что сказала. А когда дошло, блондинка буквально побелела и прижала пальцы к губам очень похожим на движение Васи жестом. – Сама не знаю, что на меня нашло!
– Ум, говоришь? – нехорошо прищурилась девушка, не отпуская мою руку. – В отличие от тебя у меня хватает мозгов не оскорблять любимого человека. И не лечь под первого встречного, хотя я, в отличие от тебя, вообще никаких связных воспоминаний о Земле не сохранила! Как ты могла, а? Я точно помню: я такой не была. Как вообще можно было «перепутать»?! Предательница! Себя замазала, и получается – меня? Ведь я – это ты!
На Натану было страшно смотреть. Не знаю как, но ей удалось побелеть ещё больше, а потом она просто закрыла лицо руками, вздрагивая от каждой реплики. Удары приходились точно в цель один за другим, в самое больное место, уже и так растревоженное дочерью. Я сжал пальцами ладонь Наты, давая понять, что словесный расстрел нужно прекратить. Сейчас же. В ответ та посмотрела на меня с какой-то печальной улыбкой и покачала головой:
– Ты думаешь, я это просто так делаю? Я знаю, о чём она думает… к сожалению. Мы ведь единое целое – так? Так вот, ты её поцеловал, и эта мразь тут же придумала себе оправдание: знаешь, такое «все мужики козлы, им только одно и надо». Ну а один козёл от другого не очень и отличается, так что можно и не винить себя, что запуталась… Не понимаю, почему она не чувствует, как ты к ней относишься… и ко мне тоже. Сенсор хренов!
– Я чувствую! – донеслось из-под ладоней. – Я действительно не понимаю! Я помню, что чувствовала тогда, я… я люблю тебя, Миш! Просто все чувства… будто не до конца настоящие! Он меня обманул, сказал, что любит, я поверила! Поверила! И простить не могу себе! Миша смог тебя найти, меня дети нашли, а я… никого! Так и сидела на месте, как безмозглая…
– Только это не повод придумывать себе «разумные» оправдания! – внезапно рявкнула Ната, да так, что у меня уши заложило.
Натана так и вовсе чуть не упала там, где стояла. Оторвала ладони от заплаканного лица и уставилась на свою визави.
– И что мне тогда делать? – спросила она таким тоном, будто действительно была готова услышать откровение.
– Жить дальше! – отрезала моя красноголовая, сейчас, как никогда, соответствующая моему представлению о том, как должен вести себя элитный офицер штурмового десанта. – И прекратить придумывать себе всякую хрень!
– А если я опять ошибусь?!
На удивление, с ответом самой себе на эту реплику любимая неожиданно замялась. Напрашивался ответ в стиле «слушай своё сердце внимательно», но как раз тут-то и была проблема, верно? Мне пришлось сильно напрячь мозги – ситуацию следовало разрулить немедленно, а для этого вспомнить и сложить вместе массу непрофильной информации, значительную часть из которой я услышал из уст той же Натаны всего сутки назад. Вообще, получалось бредовато… но нужно же было что-то сказать?
– Я правильно понимаю, что проблема в интерпретации чувств может быть связана с тем, что Натане подсадили «пустое» «чувственное» полушарие? – на всякий случай спросил я. Получил два неуверенных кивка и, ободрённый, продолжил: – Тогда у меня есть ответ. Ната, когда встретила меня в каньоне, вообще не думала, действовала на эмоциях и рефлексах. «Старая», опытная часть мозга вела новую. У тебя то же самое, только наоборот: в моменты критического напряжения пересаженное полушарие вырывает контроль у «нового», и возникает проблема с расшифровкой чувств.
– Звучит несколько бредово и не совсем последовательно, но допустим как теорию, – после паузы признала светловолосая. – Тогда через некоторое время ситуация должна выровняться. Но это десятилетие, не меньше, ведь два года прошло, а эффект ещё более чем заметен.