— Ну что, дочерь-матерь, теперь мы на равных?
Дочерь-матерь окончательно втянула стебельки.
Алексей обратил внимание, что её глазки перестали блестеть. Напротив, они стали неподвижными и безжизненными, как у снулой трески.
Прошло ещё несколько секунд, прежде чем она ответила, и ответ этот оказался столь же ошарашивающим, как и всё, что она творила до сих пор.
— Эх, Алеша, Алеша, — произнесла девица-трёхножка с упреком, — я хотела тебе добра, как хотели мы этого всем людям, да видно не судьба!
— Минуточку! С чего бы это вы, прекрасная мадемуазель, вдруг заговорили без акцента?
— Лингвистическая адаптация, — не стала темнить мадемуазель. — Этап притирания к иной, нежели предыдущая этническая группа, с которой приходилось иметь дело дотоле, благополучно завершён. Согласись, ждать тебе пришлось не слишком долго.
Курсант кивнул.
— Допустим. А о каком добре для всех людей пеклись матери-дочери, пояснить не желаете?
«Принцесса» снова ожила.
— Желаю. Войдя в прямой ментальный контакт, я хотела добиться полного доверия с твоей стороны, но своими, мягко говоря, дурацкими шутками ты поставил контакт на грань срыва. Как это раньше произошло с людьми, собравшимися изменить Неизменное.
— Имеется в виду секретариат ООРАН?
Она грустно покачала головой:
— Нет, я имею в виду межзвёздииков со шприц-звездолёта за номером 276.
Суровцева как ледяной водой окатили: речь зашла об исчезновении корабля, с которого и начались трения между Федерацией и ИЯИ.
— А разве эти ребята хотели что-то изменить?
Ответ был лаконичен:
— Не что-то, а Неизменное.
Принцесса поменяла тон с панибратского па сугубо официальный. Алексей грешным делом подумал — уж не пропавшая ли «госпожа послица» перед ним:
— То, что я собираюсь изложить, чрезвычайно важно, господин Суровцев. Солнечная Федерация в опасности. Если не принять своевременно меры, Объединенным Человечествам грозит изоляция.
— Не понял, — сказал господин Суровцев (Высотник праведный, до чего же непривычно это звучит!). — Вы сказали — изоляция?
В голосе силикарболауди, выступающей в роли провидицы, зазвучал металл:
— Да, я сказала: изоляция. Причем, полная. Скоро люди останутся на крохотном пятачке, окруженные со всех сторон выжженными дотла терраморфами.
Суровцев ещё не решил, как относиться к ее заявлению, ибо лихорадочный просмотр модифицированной памяти по ключевым словам «полная изоляция», «крохотный пятачок», «выжженные дотла» не выявил ничего, даже близко похожего на эпитафию роду человеческому. А ведь заявление «Принцессы» действительно прозвучало устрашающе. И все это только за то, что отдельные представители человечества хотели изменить Неизменное. Прямо-таки одиннадцатая библейская заповедь: «Не изменяй Неизменное, иначе кранты! Аминь».
— А можно ли, уважаемая барышня, как-то помешать нарисованному вами апокалипсису?
В глубоко запавших глазах силикарболауди вспыхнули огоньки, словно она только и дожидалась такого вопроса.
— Именно потому я здесь. Чтобы через Избранника поставить Объединенные Человечества в известность о грядущих бедах.
— Это я, что ли, Избранник? — глупо ухмыльнулся курсант. Он никак не мог взять в толк, что волей обстоятельств оказался в самом эпицентре необъяснимых со здравой точки зрения событий.
Телепатка пожала плечиками:
— На вашем месте, господин Суровцев, запросто мог оказаться кто-то другой. Персона не есть ключевой признак, всё определило место. И время. В данном случае эта пещера, ибо я… в некотором роде… не свободна в своих перемещениях. Да и во времени тоже. У нас его почти не осталось. Итак, в самом ближайшем будущем вам, граждане Солнечной Федерации, предстоит столкнуться с чудовищными катаклизмами, объяснение которых лежит не только за гранью вашего, но и нашего разума, разума Дочерей-Матерей Священной Яйцеклетки! Избранник должен поверить моему предсказанию и доложить о том, что услышал, лицам, облеченным доверием общества. Если промедлить, любые усилия задним числом окажутся бесполезными. А теперь мне пора, Прощай, Избранник, и помни, от тебя зависит будущее Объединённых Человечеств!
Бесстрастное, пока она излагала, личико силикарболауди исказилось в немыслимой гримасе, затем покрылось жуткими светящимися пятнами, будто «принцессу» внезапно поразил приступ инфекционного люминодерматоза, и вдруг оно полыхнуло ослепительным светом, затмив поблескивание сталактитов и сталагмитов. В следующее мгновение тело ксенофренки заструилось, превращаясь в столб ярчайшего света, на который было больно смотреть и который в одно мгновение втянулся в воронку светохода на своде купола. В пещере заметно потемнело, а на сетчатке глаз ещё некоторое время плавали огненные амёбы.
Вот, значица, как поступают пророчицы от Большой Высоты. Сначала огорошивают как обухом по темечку, а потом делают ноги, а ты ломай голову: разыгранный только что спектакль — правда жизни или очередная заготовка Петра Аркадьевича, чтобы совсем затюкать бедного курсанта. Но в любом случае, похоже, что рейд закончен, и можно смело чапать на станцию. А почему, собственно говоря, на станцию?
Суровцев взглянул на таймер: четверть одиннадцатого. Не прошло и восьми часов из отведенных на задание суток, а дело сделано. Интересно, что поделывает милая Милана? Может быть, изождалась совсем и грезит о встрече с Лёхой Бурым, добрым молодцем. Или добротным молодцем?
Проверять правильность старинного выражения по глоссарию было лень — за время рейда ему уже столько раз приходилось лазать в модифицированную область памяти!
Он достал мобильник. Экранчик и клавиатура были заблокированы, но кнопка вызова пульсировала красным. Переключив её на зелёный, Алексей поднес трубку к уху.
— Я вас слушаю, Алексей Степанович! — мгновенно отозвалась Милана.
— Ну зачем же так официально, — интимно понизив голос, промурлыкал курсант, — для вас, Миланочка, я просто Алёша.
Вдогонку с языка чуть не сорвалось продолжение «Попович», но Суровцев вовремя спохватился.
— Хорошо, — согласилась девушка. — Итак, Алеша, у вас возникли проблемы?
Он хотел сказать «Какие проблемы?», но вместо этого неожиданно для себя произнес:
— Пожалуйста, свяжите меня с Аркадием Петрови… тьфу, Петром Аркадьевичем Линёвым.
И когда он услышал сухое покашливание куратора, всё сразу встало на свои места. И почему вместо воркования с милой Миланой он потребовал своего наставника, и почему ему внезапно понадобилась помощь старшего товарища, и почему на дне души ёрзал и никак не хотел угомониться червячок сомнения: а вдруг «Принцесса» говорила правду, и тогда Лёха Бурый не выдержал ноши Избранника.
