— Что случилось? То случилось, — быстро, зло проговорил Виктор, взглядывая на Магнолию. — Началось то, для чего мы предназначены. Спасение человечества. Я сам нашел Семена. Сам! Можешь ты это понять? Дура безмозглая… И помог ему включить Программу. И тогда мы все, все супера, получили вызов. И начали приходить в себя. Мы все как один понимаем, что это такое: время а-икс-гэ. Только такие недоделки, как ты, ничего не понимают и не чувствуют. И все, все собрались в Храм Семена, все сейчас, сию минуту проходят Посвящение!
— Виктор, миленький, ты все узнал про нас? Расскажи, расскажи, пожалуйста! — Магнолия даже в ладони захлопала и запрыгала, как маленькая.
— Что — узнал? Ну узнал, — брезгливо скривился Виктор. — Чего там узнавать? Создал нас светлой памяти Николай Сергеевич Богоравный, двоюродный дядя Семена Любомудрого.
— Это тот, который вот тогда в госпитале? Оживил который нас? — влезла Магнолия. Виктор только передернул плечами:
— Нет, не тот. Ты слушай. Богоравный создал нас для того, чтобы укротить хаос, анархию, разгулявшиеся вокруг…
— А тот, в госпитале который, — это кто был? — опять влезла Магнолия.
— Не знаю я, — медленно, раздельно проговорил Виктор, окидывая ее взглядом, вновь блеснувшим злобой. — И знать не желаю. Я рассказываю тебе настоящую историю, а не какие-нибудь сплетни. И главный человек в истории — светлой памяти Николай Сергеевич Богоравный. И, конечно, Семен Любомудрый.
Как Магнолии ни боязно было прерывать Виктора снова, но она все-таки не удержалась — удивилась вслух:
— Какие интересные фамилии у них!
А Виктор на этот раз не рассердился. Видимо, ему было приятно говорить и думать об этих людях. И приятно, когда ими интересовались другие. Он очень охотно разъяснил:
— Это вовсе не фамилии. Мало ли какие природа могла дать им фамилии! Это их звания, титулы, под которыми они теперь навсегда в истории. Богоравный — это потому что создал нас, новых людей. Суперов. А это деяние божественное, никому из людей оно никогда не удавалось. А Любомудрый — потому что его любит мудрость. То есть вся мудрость, которую завещал Богоравный, — вся она перешла к Любомудрому. Он один держит в своих руках нити наших жизней. Это он послал вызов, он…
— Но вы же, ты говорил, вместе послали вызов? — уточнила Магнолия. Ей совсем не нравилось, что Виктор все заслуги приписывает какому-то Семену. Ей хотелось, чтоб и себе он что-нибудь оставил. А она могла бы потом хвастаться: «Тот самый, знаменитый Виктор — ее хороший приятель, можно сказать — дружок детства».
Лицо Виктора медленно наливалось краской. Он еле сдерживался:
— Вот дура! Да я просто первый к нему явился. Повезло мне! Невероятно повезло, сказочно ведь именно через меня, используя спрятанные во мне, в тайниках моей памяти сведения, он нашел Храм, нашел все пульты управления. Да, я помогал ему включать все это, но ведь все шифры, все коды, все ключи были у него! Дурында ты — не понимаешь. Да ему нужен был любой из суперов — кто бы ни пришел! Ему-то все равно было, кого использовать для включения Программы. Это же мое счастье, что именно я оказался там первым!
Магнолии вдруг почему-то стало невыразимо — до боли в груди — жалко его. «Бедненький Виктор… — подумала она, сама не понимая почему, — бедненький мой…» А вслух торопливо сказала:
— Хорошо, хорошо! Извини ты меня, пожалуйста. Говори, я не буду больше перебивать.
Бедный Виктор — он очень изменился. Он стал совсем не такой, как раньше. Но что она могла поделать — он ведь единственный родной ей человек в этом мире. Если и он ее покинет — то она останется совсем одна. И что тогда?..
— «Не буду…» — брезгливо передразнил Виктор. — Ну так молчи. Лезешь не соображая. Там, где твоего умишка не хватает.
Он был мрачен, но вроде остывал понемногу.
— Сама подумала бы: ну что мы значили без Любомудрого?! Болтались тут в садочке. Детвора, тоже мне. Малолетки. Уроки какие-то дурацкие учили. Да нас даже за ворота не выпускали! Нас, суперов!! Да я как вспомню об этом, у меня все от стыда горит! Я создан, чтобы быть грозой любого из этих людишек. Ангелом мщения, возмездием за грехи! Воруешь — получай за то, что разоряешь государство! Развратничаешь — получай за то, что подрываешь основы морали! Пьешь водку, нюхаешь наркотики — умри, как отмирает подпорченный плод на здоровом дереве! Только так! Они уже доказали, людишки эти поганенькие, что их только за ручку и можно привести к светлому будущему. Только подталкивая осторожненько. Не то — ослабь лишь узду — вся их дрянность полезет наружу, вся мелкость их натуры. Да, мы — ничто! Мы, супера, — ничто! Мы — всего лишь безликие орудия в руках Любомудрого. Такими нас создал Богоравный. И я говорю это с гордостью. Потому что я отрекаюсь от себя ради величайшей из целей — ради достижения Светлого Будущего Всего Человечества. Да, я, наверно, погибну в пути к этому идеалу! Но потом, когда человечество поймет, кто его привел к цели, то и мне поставят памятник в грандиозном Пантеоне Погибших Героев, В Святилище Богоравного и Любомудрого. А пока я жив, пока мы, супера, живы — мы под водительством Любомудрого успеем наладить порядок в этом смердящем, разлагающемся, как покойник, государстве. Но сделать это мы сможем, только если будем неумолимы. Если каждый из людишек будет знать — и трепетать, сознавая это, — что есть мы. Что нам даны способности и полномочия — явиться в любую минуту, в любое мгновение и в любое место. И воздать должное! Любой и каждый будет бессилен перед нами. Ни постов, ни привилегий для нас не существует. Мы — супера. И руки наши — чисты. Потому что омыты кровью отступников и мерзавцев!
Виктор запыхался, кулаки его дрожали от возбуждения, в уголках губ запеклась пена. Он победно смотрел на Магнолию, ожидая одобрения, и она волей-неволей улыбнулась ему.
Тогда и его губы дрогнули в довольной улыбке.
— Нам предстоит нелегкий путь. Но я знал, что этот путь мы пройдем вместе. Я не сомневался в тебе. Любомудрый, который уже вышел со мной на связь, позволяет тебе, перед тем как навсегда уйти отсюда, взять какие-нибудь сувениры — памятные твоему сердцу безделушки. Женская натура слаба по сравнению с мужской, но к этому надо быть снисходительным. Иди же в дом и возьми на память все, что пожелаешь.
Он величественно простер руку в направлении порушенного сада, подумал, добавил:
— Когда соберешься, так, смотри, если не сможешь сама, позови меня — помогу тебе достичь Храма Семена.
И исчез, растворившись в легком порыве ветра. А Магнолия, слегка оглушенная обрушенной на нее информацией, поплелась через сад, спотыкаясь на рытвинах и вывернутых корневищах.
