недолго. Примерно через час Лами приволокла в подвал красного, всклокоченного, с выпученными глазами и что-то невнятно мычащего Астафьева.
— Что он там мычит? — осведомился я, перебирая инструменты в жаровне.
— Сейчас, — Лами вынула кляп из его рта. — Ну, говори!
— Обязательно было использовать стринги вместо кляпа? — откашливался и отплевывался Астафьев.
Я строго поглядел на Лами. Без фокусов — как без пряников.
— Что под рукой было — тем рот и заткнула, — с видом ложной виноватости потупилась она.
Ага, как же, знаю я тебя слишком хорошо. Оказала психологическое воздействие для нужного настроя перед допросом.
— А то, что ты связан скотчем, тебя это совершенно не смущает? — спросил я у него.
— Меня много что смущает. И метод приглашения к дружеской беседе, и наш путь по совершенно неизвестным местам…
— По аду, — пожала плечами Лами. — Видел, что с грешниками делается? Огонек адский — красивое зрелище!
— Это вообще кто? — спросил Астафьев, взглянув на нее.
— Поверь, тебе лучше этого не знать, — хмыкнула она.
— Как всегда, граф Константинов полон сюрпризов, — усмехнулся Астафьев.
— Да, — подтвердил я. — Именно так.
— Полагаю, если что-то пойдет не так, я отсюда не выйду? — спросил он.
— Ошибаетесь, — сказал я. — Выйдете в любом случае. А вот в каком виде — вам решать. Или целым и невредимым, или… Кстати, насколько я помню, вы бета беты и не так давно обращенный? Регенерация у вас немного замедлена.
— Да, а причем тут это? — насторожился Астафьев.
— Да моя подручная любит всякие извращенные штуки. И фантазия у нее весьма богатая…
— Могу, например, лишить вас мужского естества, — сказала Лами с кровожадной ухмылкой и взяла один из инструментов инквизитора, похожий на маленький серп. — Оно, конечно, потом опять отрастет, но походите год евнухом. А что, это я умею, не сомневайтесь. У меня была долгая практика в гареме.
Астафьев вздрогнул. Его эта мысль явно не прельщала.
— Все зависит только от результатов нашего разговора, — резюмировал я. — Итак?
— Что «итак»?
— Рассказывайте, пока вы еще господин Астафьев. Как дошли до жизни такой, что вы делаете у Ивашкина и как вообще дела идут? Все, без утайки.
Астафьев, похоже, решился. И вряд ли он испугался угроз Лами. Шутила она или нет — я затрудняюсь определить, тем более вряд ли бы я стал ей препятствовать. Скорее всего, взвесил все минусы и плюсы. С учетом моей репутации, конечно. Понимая, что сейчас еще можно не только уцелеть, но и вписаться в мою будущую команду. Принеся клятву на крови, естественно.
И он начал долго и нудно изливать душу. Кто, с кем, под кем, кто кого обратил и так далее. Практика в ведении собраний у него была большая, к концу рассказа я уже носом клевал. Все равно речь на диктофон записывалась.
— Так, я вас услышал, — резюмировал я, когда Астафьев закончил.
— Может, тогда развяжете меня? — предложил он. — Руки затекли. Я рассказал вам все. Что еще от меня требуется?
— Принести мне Клятву Крови. И выйти отсюда без потерь веса.
— Давайте, — скривился он.
Я взял заранее приготовленную Чашу Плоти и Крови — не спрашивайте, почему она называется так, а, например, не креманка. Ну да, из креманки мороженое едят, а вот из нее… Пережиток прошлого. С моих пальцев потекли линии заклинания Верности, опутывая ее поверхность. Наконец, когда она стала светиться, я укусил себя за запястье и сцедил кровь.
— Пейте, — сказал я, внимательно наблюдая за ним.
Лами поднесла ему чашу к губам и заставила выпить ровно три глотка. По его телу пробежала судорога и он аж передернулся — правильно, теперь организм перестроился под кровь хозяина, то есть мою.
Все, теперь он мой. Весь, до последнего волоска на теле. И кто бы не пробовал разрушить связь вассала с господином, не сможет этого сделать — я сейчас самый сильный из живущих вампиров. Кровь Альфы-один перебить невозможно. А вот превратиться в окончательно мертвого — да, легко.
— Ну вот, теперь я ваш вассал, — сказал Астафьев, облизывая губы. — Довольны?
Лами выросшим когтем вспорола скотч на его запястьях.
— Так вообще-то вы должны быть довольны, — хмыкнул я. — Целы, невредимы. Да и будущее у вас есть в отличие от вашего нынешнего шефа.
— Я так понимаю, вы хотите изменить положение дел?
— Естественно. И те, кто не примкнет ко мне, будут наказаны. А наказание у меня одно — смерть. По моему новому кодексу.
— Справедливо. Но я не помогал вас предавать, а теперь уж подавно не предам.
— Я знаю. Вас возвысил Ивашкин после того, как погрузил меня в Забвение. Когда я верну себе власть, ваше положение не изменится.
— До определенной поры, — сказал он. — Я нужен вам, пока в курсе его дел, творившихся все это время, пока вы… э-э… отдыхали.
— Да, — не стал кривить душой я. — Пока вы мне будете нужны. А потом — посмотрим на ваше поведение. Не исключено, что вы так и останетесь моим поверенным. Клятву верности вы принесли, теперь — не смею вас больше задерживать.
— И что вы собираетесь делать? В смысле — ваши ближайшие действия?
— А зачем вам это знать? — поднял брови я. — Когда вы мне будете нужны, я к вам обращусь. Пока выполняйте свои обязанности в гнезде Ивашкина.
— Тогда я пошел, — Астафьев встал со стула. — Просьба — можно меня обратно нормальным путем вернуть, не через эти ваши дьявольские штучки? Как всех людей, по дороге?
— Увы, нет, — сказал я. — Придется вам еще раз перенести дискомфорт путешествия по нижним мирам. Чтобы не спалиться. А то заметят еще и сразу стукнут вашему нынешнему шефу. Что, мол, Астафьев с Константиновым в одной машине ехали. Как думаете, сколько после этого вы проживете?
— Недолго. До тех пор, пока слух не дойдет.
— И не пытайтесь доехать до Упырево сами, — предупредил я. — Это под силу только механизированной колонне Императорской Армии при поддержке с воздуха.
— Понял, — кивнул он. — Тогда как будем держать связь?
— Вот телефон, — я набросал номер на листке бумаги. — Запоминайте. Это — экстренная
