Только самих людей не было видно. Ни единого человека и вообще ни одной живой души. Где пестрое стадо буренок, хотя бы вон там, на берегу пруда ли озера, что тут у них? Стайка ребятишек на велосипедах? Лихой байкер на поражающем воображение чоппере — бывшем когда-то «Ижом» или «Восходом», изготовленном еще в советскую пору? Бабы с ведрами, судачащие у колонки? Деды на лавках возле ворот, запасающиеся теплом от еще жаркого солнца на долгую холодную зиму? В конце концов, техника на полях, ведь близится осень?
— Заходить в деревню будем? — голос у Гурова был под стать его внешнему виду: мрачным и потерянным.
— А смысл? Наша задача — добраться до безопасных мест. Или убедиться в том, что их не осталось.
— Может быть, их всех эвакуировали?
— Может, и эвакуировали, — пожал плечами Глеб. — Спросить-то, судя по всему, и не у кого, — обшаривал он взглядом село при помощи бинокля.
А оптика у него была что надо! Десятикратная, с широким полем зрения, с высоким сумеречным числом, водопроницаемая и заполненная азотом. И даже с компенсацией диоптрий, хотя эта функция была ему абсолютно без надобности. В общем — «Carl Zeiss» и этим все сказано.
Конечно же, не своя собственная: Глеб обнаружил ее в, если можно так выразиться, личных апартаментах хозяина усадьбы, отличавшихся от остальных помещений особой дороговизной отделки. Нашлась в них и более дорогая модель: с ночным видением и дальномером.
Пустил Глеб скупую мужскую слезу да и выкинул ее в Лягву вместе с торшерами, пылесосом и другим подобным барахлом. Потому что как сказал один из центральных персонажей «Звездных войн» магистр Йода (и Глеб усмехнулся): «Делай или не делай, но не пытайся». И все то, что содержало в себе электричество, должно было быть выброшено.
— Взгляни, — протянул Глеб свое сокровище Гурову.
Олег взял бинокль, и покосился на Чужинова: куда, мол, смотреть?
— На церковь, — коротко ответил тот.
Была в Поздняково и церковь. Небольшая, с единственным куполом и с колокольней под ним. С узкими высокими окнами, похожими на бойницы. Сколько ей веков: семь, восемь? И сколько она пережила на своем веку? Возможно, нашествия, и уж точно падали с ее высоты колокола, причем не раз. Для того чтобы стать материалом для пушек, и в знак того, что пришла новая религия. Да и складом, вероятно, пришлось ей побывать. А может, и клубом, где под гармонь и чарочку горланили похабные частушки. Впрочем, последнее вряд ли: не настолько она и большая.
— Видишь?
— Вижу Глеб, вижу, — ответил Олег дрогнувшим голосом. — Определенно, в ней кто-то прячется: вон сколько тварей вокруг нее собралось, десятка полтора-два, не меньше. Что будем делать, Чужинов?
— А что мы сможем сделать вдвоем? Пойдем дальше. И если все же помощь отыщется, сначала направим ее сюда. Или у тебя есть другое мнение?
— Да откуда Глеб? Сюда на танке заявляться нужно, или на БэТээРе. Кстати, где-то же их полно, танков и бронемашин. А значит, и твари истреблены. Верно я говорю?
— Точно, Олег. Неплохо бы и нам что-нибудь подобное заиметь. Пусть даже и инкассаторскую машину, у нее бронестекло. Пулю оно держит, должно и этих тварей выдержать.
У Чужинова перед глазами встала картина у Ильино, когда окна джипа под бросками тварей разлетались так, как будто были изготовлены из тончайшего, как у елочных игрушек, стекла. И чего тут удивительного при их массе, скорости и абсолютной нечувствительности к боли?
Они обходили Поздняково по широкой дуге, и селение давно уже скрылось из виду, когда раздался испуганный крик Гурова: «Глеб!»
— Вижу, Олежа, вижу, — прорычал сквозь плотно сжатые зубы Чужинов.
Вынырнув откуда-то сбоку, из овражка или низины, к ним мчались твари. Много тварей, около десятка.
«Восемь», — пересчитал их Чужинов, вскидывая согнутую руку вверх, чтобы снять обрез с предохранителя. И каким глупыми ему казались свои совсем еще недавние мысли о том, что повстречайся они с полицейским патрулем, у них возникнут огромные проблемы. Ведь то, что он превратил ружье в обрез — уголовная статья. Не говоря уже об автомате.
Девятая тварь показалась чуть позже. Она заметно прихрамывала, но неслась так, что многие скаковые лошади позавидовали бы ее скорости черной завистью.
Слева от Чужинова раздавался частый треск выстрелов: Олег опустошал свой карабин. Гуров попал, причем не один раз — несколько, но мордой в землю ткнулось только одно существо. Вот карабин Олега на какое-то время умолк, и вслед за этим снова: Бах! Бах! Бах! И так на всю очередную обойму.
— Глеб!!! — следующий крик Гурова был уже полон отчаяния: твари находились уже поблизости.
— Сейчас, Олежа, сейчас, — прошептал Чужинов. Он стоял на широко расставленных полусогнутых ногах, немного к ним боком, прижав автомат к плечу. — Пора!
Поставленный на одиночный огонь автомат начал выплевывать пули с такой скоростью, что, казалось, Чужинов зарядил очередь на весь магазин. Последнюю тварь, с парализованными задними конечностями, Глеб добил уже у самых своих ног, выхватив из-за спины обрез.
Затем оглянулся по сторонам: никто к ним больше не спешит? Посмотрел на Гурова, с бледным лицом и руки у него заметно подрагивали. Не от страха, от адреналина, уровень которого в крови у Олега сейчас зашкаливал.
— Обоймы подбери, не забудь.
У Гурова пятьдесят патронов и всего три обоймы к ним, так что они еще понадобятся, даже с учетом того, сколько он успел выпалить.
— Ну у тебя и выдержка, Глеб! — восхитился Гуров. — Я уже подумал — конец, а ты все не стреляешь.
«Куда было деваться, когда каждый патрон на счету? — усмехнулся тот. — Будь у меня их много, я бы еще вперед тебя стрелять начал».
— Олег, сколько у тебя осталось?
— Две полных, и еще почти половина. Итого двадцать четыре, — через некоторое время сообщил Гуров.
— И у меня двенадцать к автомату. Мало.
— Да уж, теперь точно в Поздняково соваться не стоит.
— А мы все же попробуем, Олег. Людей-то жалко.
Олег искоса взглянул на Чужинова: чего это он вдруг? Как будто бы не так давно совсем другое говорил.
— Понимаешь, Олег, мы только что с тобой вдвоем кучу этих гадин положили, — Глеб на ходу оглянулся на туши. — Ну понервничали немного, но сделали же!
— Если по правде: нервничал больше я, а валил их в основном ты, — хохотнул Гуров. — Хотя, надеюсь, там и моих парочка валяется. А к чему это ты?
— Да к тому, что сидят сейчас люди в церкви женщины, дети, и отчаянно молятся, чтобы к ним пришла помощь. Только большой вопрос: будет ли она? А если будет, то когда? Возможно, у них даже воды нет. А тут мимо мы проходим. Вот я и подумал: а сможем ли мы себе когда-нибудь простить, если пройдем мимо, и хотя бы не попытаемся? Как ты сам думаешь, Гуров?
