Служитель замялся:
– Ррр... не совсем так, тэд’шо. Я обещал его поить, если придет в мой кхаш. Вот он и ходит, ходит и пьет. Выпил уже столько...
– Это не проблема. – Эрик оторвал несколько квадратиков фольги.
– Инопланетный тэд щедрее, чем владыка клана... – Шахут’гра снова вскинул лапу к подбородку. – Но этот Ххешуш – хуси-хуси поко, настоящий ублюдок. Не могу повторить, что он сказал...
– А ты повтори. – Эрик сунул служителю еще два квадратика.
– Он сказал, что ходит сюда не только пить. Сказал, что все ашинге – блевотина куршута. Сказал, что если встретит здесь кого из них, так шею сломает... – Пасеша’хаш почесал за левым рогом. – И еще другое сказал, очень нехорошее...
– Ладно! Насчет шеи мы еще посмотрим, – молвил Эрик, но на всякий случай отодвинулся подальше. – Разбуди-ка его!
– Тэд’шо уверен? – боязливо произнес служитель. – Мне ведь его не удержать... он из шуг’нихари, высокий пха, а это такие уроды, что...
– Из каких шуг’нихари? – Термин означал «потерявший себя», и такое понятие Эрику не вспоминалось. – Шуг’нихари – это кто? – переспросил он.
– Тот, кто воевал, но в чем-то провинился и был разжалован. Они очень злобные... – Шахут’гра с опаской покосился на спящего. – Они из бывших воинов, их научили убивать, а другого они не умеют. Очень, очень злые... Нищие, но работать не хотят, кормятся из рук цартели, изображают всякое...
– В общем, деклассированные статисты, – молвил Эрик. – Но нельзя сказать, что Ххешуш ничего не умеет. Это ведь он книхов нарисовал! Здесь, у тебя на стене!
– А какая от этого польза, тэд’шо? Настоящие книхи мясо дают, ездить на них можно, а те, что на стене, мертвые. На жаркое не годятся.
Шахут’гра явно не был апологетом искусства. Решив, что пора кончать дискуссию, Эрик ткнул пальцем в сторону Ххешуша и распорядился:
– Сказано, разбуди его! Я хочу с ним говорить.
– Как повелит инопланетный пха, – угрюмо буркнул служитель и треснул гиганта промеж рогов. Со всей силы приложил, не жалея. Голова спящего мотнулась, он что-то рявкнул, но не пробудился.
Эрик поглядел на него, почесал в затылке. Потом спросил:
– У тебя есть что-нибудь отрезвляющее?
– Есть одно снадобье, тэд’шо. Крепкое! Я им вертела от копоти чищу.
– Тащи!
Служитель шустро юркнул за дверь и появился вновь с большой склянкой, в которой плескалось что-то маслянистое, желтоватое. Шахут’гра откупорил ее, и Эрик поскорее зажал нос – помещение наполнилось едким пронзительным запахом. Приподняв голову Ххешуша, служитель поднес склянку к его физиономии. Результат сказался сразу – Ххешуш вдохнул раз-другой, утробно рыкнул и открыл глаза. Прошла минута, пока его взгляд не сделался осмысленным. Он смотрел прямо на Эрика, его зрачки расширились, нижняя губа отвисла, обнажив зубы, кулаки сжались:
– Рррхх... шуча! Апама’шим!
Упершись в край стола огромными лапами, Ххешуш начал подниматься. Служитель быстро переместился к нему за спину. В руках Шахут’гра появилась, бог весть откуда, толстая дубинка. Кажется, он решил защищать клиента до последней капли крови.
Не понадобилось. Альбом, лежавший на столе, открылся – как раз на рисунке лесной поляны, что так нравился Эрику. С одной стороны – глубокая тень, что залегла в лощине, с другой – просвечивающий сквозь дымку листвы солнечный свет... Ххешуш выпучил глаза; казалось, они сейчас вылезут из орбит. Очень осторожно он подцепил когтем альбомный лист и уставился на другую страницу. Цветной набросок морского берега... вода переливается радужными бликами, а у камней играют голубоватые полупрозрачные рыбки... Следующий эскиз: зверек, похожий на крупную белку с длинными заячьими ушами, вцепился в древесную ветвь и обгрызает листья...
– Это что? – наконец прохрипел Ххешуш.
– Изображения леса, моря и животных, – отозвался Эрик. И добавил не без гордости: – Моя работа!
– Как ты это делаешь, шуча?
– Очень просто. – Эрик вытащил угольный карандаш и несколькими штрихами набросал портрет Ххешуша. Затем вырвал лист из альбома и сунул хаптору под нос. – Это ты. Похож?
– Похож, – откликнулся служитель, не выпуская из лап дубинку. – Только приукрашено слегка... рожа у него пошире будет, и пасть побольше. А так ничего. Похож!
Гигант, как зачарованный, взирал на свое изображение. В зрачках хаптора уже не стыла ненависть, мышцы расслабились, кулаки разжались, рот приоткрылся; склоняя голову то к левому, то к правому плечу, он изучал рисунок, будто не в силах поверить, что его лицо каким-то образом переместилось на бумагу. Внезапно его пальцы дрогнули, пошевелились, и Эрик, верно истолковав этот жест, уронил в ладонь Ххешуша угольный карандаш.
Карандаш отправился в странствие по чистому листу. Сначала возник беспорядочный хаос линий, но рука Ххешуша двигалась все быстрее, все увереннее; появились табуреты и столы, своды подвала, намеченная контуром дверь. Эрик, с замиранием сердца следивший за этим таинством, прошептал, взглянув на Шахут’гра: «Кхашаш! Живо неси!» Бросив дубину, служитель исчез и вскоре вернулся с полными кружками. Эрик пригубил, Ххешуш, не глядя, выплеснул пойло в рот, чиркнул пару раз по бумаге и обвел взглядом кабак. Затем сморщился и с недовольным видом буркнул:
– Плохо! Столы, стены... все мертвое... нет интереса... – Он перелистнул альбомные страницы, нашел рисунок морского берега с рощей на заднем плане и поинтересовался: – Это где?
– Побережье около нашего дома, – сказал Эрик и тут же уточнил: – У дома ашинге. Это охотничье владение Шеггерена’кшу. Приезжай, я отведу тебя в это место. Дам бумагу, краски, карандаш. Будем рисовать живое – море, деревья и всяких лесных тварей.
Ххешуш зыркнул на него недобрым взглядом:
– Ты, шуча, совсем без ума... Кто меня туда пустит? И на чем мне ехать? Откуда у меня шаух? Я живу в развалинах, одеваюсь в отрепья и пожрать могу не всякий день... Зато пью! – Он грохнул кулаком по столу. – Пью! Ну-ка, Шахут’гра, тащи кхашаш! Больше тащи, не то когти вырву! Шуча платит!
– Кто платит, тот и когти рвет, – молвил служитель и уставился на Эрика в ожидании команды. Кивнув, тот оторвал несколько квадратиков фольги.
– Неси большой кувшин и мясо хашшара. Потом сядь у своих вертелов и сюда не лезь, пока не позову.
Не прошло и двух минут, как Шахут’гра выгрузил на стол гигантское блюдо с мясом и горкой фиолетовых плодов, кувшин спиртного и сосуд с приправами. Воткнув в мясо нож, он покосился на клинок в сомнении, потом оглядел гостей, шумно выдохнул и исчез. Но прихватить с собой дубинку не забыл.
– Ешь и пей, – произнес Эрик, придвигая блюдо к гиганту, а к себе – альбом. – Только с пойлом не очень усердствуй. Будем говорить.
