Ознакомительная версия.
Эдэр знал эти горы хорошо, и потому повел Лиссу вверх, к плато. Уж очень хотел поразить. А такого, что покажет, она точно в жизни не видела.
Лес кишел звуками: стрекотал, шуршал, заливался трелями птиц, касался кожи прохладными листьями и влажной порослью. Эдэр и Лисса пробирались по узкой тропе мимо резко пахнущих зарослей самшита, мимо стройных рядов корабельных сосен, меж которых расползалась голубая дымка, мимо густо обвитых гигантским плющом буков, кряжистых дубов и причудливых скалистых стен, уносящихся серыми глыбами к небу. Девушке все было в новинку, пожалуй, кроме камней и валунов, но она старалась этого не показывать.
«Гордая! – подумал Эдэр. – Ну, ничего. Все равно удивишься».
Они замедлили шаг на подъеме. Воздух постепенно из сизого превращался в серый, затем в белесый, а потом стал наполняться желтоватым теплом. Тропа свернула к естественной лестнице из камней. Поднявшись по ней, охотники вышли на плато в тот момент, когда небо залилось нежно-оранжевыми красками. Трава утратила синеватый оттенок и заискрилась бриллиантами росы под вырвавшимися, наконец, из-за дальней гряды, лучами солнца.
Лиссандра остановилась. Эдэр осторожно коснулся ее предплечья и показал пальцем вниз:
– Смотри!
– Духи…
Эдэр с таким удовольствием наблюдал за изумлением, восторгом, неверием на лице девушки, словно голубое озеро, раскинувшееся внизу в окружении сосен, смастерил сам.
– Сколько воды!
– Красиво? – улыбнулся он.
– Да-а-а, – только и смогла она выдохнуть.
Эдэр расправил плечи и с довольным видом оглянулся:
– Хотел тебе показать. Теперь можно и поохотиться.
Дом жреца и каменные ворота шлюзов остались скрытыми за лесистым мысом. Кордоны они обошли седьмой тропой, поэтому здесь можно было оставаться спокойным, зная наверняка, что никто не сунется.
Лиссандра нехотя оторвалась от созерцания красот.
– Эх… Ладно. Дело, и правда, не ждет.
Она обвела глазами плато, запрокинула голову, ее взгляд зажегся азартом. В небе над ними кружила птица. Какая-то из хищных, но отсюда было не разглядеть. Девушка молниеносно достала из-за спины лук, положила стрелу и завела локоть назад, натягивая тетиву. Прищурилась, следя за целью. Проделала она все это как заправский охотник, и Эдэр понял – не лгала. Он снова коснулся ее руки:
– Погоди. Слишком высоко.
Но упрямица не послушалась. Затаила дыхание и выпустила стрелу. Птица камнем полетела вниз.
– Надо же, попала… – вырвалось у гиганта.
Чумашка хитро подмигнула Эдэру:
– Знай наших.
Они побежали вместе искать подбитую птицу в высокой траве, и гигант первым поднял пронзенного стрелой сокола.
– У тебя зоркий глаз, – заметил он.
– Зоркий глаз, глухое ухо, – рассмеялась она.
И Эдэру стало легко от ее смеха, потому что невидимый барьер напряжения, который он видел во взгляде девушки раньше, распался на мелкие кусочки. Он и сам рассмеялся. Чумашка уверенными движениями достала из теплой тушки стрелу, развернула крыло и, внимательно изучив его, положила добычу в сумку.
– Куда теперь?
– Неподалеку есть заброшенный… дом. Он не очень, но все равно вас с Тимом надо укрыть от чертовых наблюдателей. Вам непрошеные гости ни к чему, а неприятности тем более, – посерьезнев, сказал Эдэр и заметил благодарность в глазах чумашки. Не поддельную, искреннюю, от которой в сердце разлилось тепло. Он взял Лиссу за руку: – Пойдем.
Она не вырвалась.
* * *
Колосистые травы, белые и голубые цветы с трепетными лепестками на высоких стеблях клонил к земле ветер, пробегал по ним волнами. Этот бродяга играл и с нами, ласкал кожу утренней прохладой, теребил выбившиеся пряди из косы Эдэра и моей. Я только сейчас заметила, что у нас волосы одинаково черные, одинаково блестят.
Эдэр почти ничего не говорил, лишь время от времени обращал мое внимание то на буйно разросшийся малинник, то на вспорхнувших из кустов синичек, испуганных глупым зайцекотом. Кто бы подумал, что начальник стражи может быть таким?
Я шла рядом с гигантом по зеленому морю травы, где-то утопая по колено, где-то даже по пояс. Эдэр щурился от солнца и оглядывался на меня с улыбкой, не выпуская моей руки из огромной ладони. Для меня это прикосновение оказалось неожиданно приятным. И его уверенное мужское тепло, и твердые мозоли у основания пальцев, привыкших сжимать меч, и внезапно нежная, атласная кожа с внешней стороны кисти. Необъяснимое чувство накрыло меня, и я совсем перестала бояться гиганта, словно он… не мог мне навредить. Показалось, что так и должно быть – моя ладонь в его ладони, луг, горы и больше никого. Мысли смешались, я разволновалась, не понимая, что со мной происходит, и вдруг искра пронзила пальцы.
– Ой, – Эдэр отдернул руку от боли, но не заорал на меня, не рассердился, а только посмотрел встревоженно: – Испугалась чего?
Я замотала головой:
– Нет… просто…
– Скажи честно, Лиссандра, тебя пугаю… я?
– Нет.
– Я помню, что зарядами ты бьешь, когда волнуешься или боишься, – сказал гигант. – Если так, то не знаю, чем же…
Признаться, что взволновал меня он сам, я никак не могла, потому пришлось солгать:
– Все нормально, – выдохнула я, – просто слишком вокруг необычно. Какой-то другой мир. Совсем другой.
– А-а, понятно, – с облегчением протянул Эдэр и снова улыбнулся. – Привыкнешь.
– Хотелось бы. – Я отвела глаза, скрещивая пальцы и сжимая ладони, понимая, что случайная искра, попав в сухую траву, вполне может полыхнуть пожаром. Только этого не хватало! Надо было успокоиться. И я спросила, чтобы перевести тему: – Далеко еще?
– Почти пришли. – Эдэр кивнул в сторону кустов усыпанного незрелыми плодами боярышника и вдруг спросил: – В вашем клане женщины вместе с мужчинами живут, верно?
– Ну да.
– И чем занимаются? – поинтересовался он.
– Да много дел разных. Кто-то наравне с мужчинами охотится, хотя таких немного. Хозяйство на них, еду готовят, детей воспитывают.
– У тебя есть мать?
«Странно, зачем спрашивает?» – подумала я, но в ответ лишь кивнула.
– А для чего она нужна, по-твоему? – поинтересовался он.
Я не удержалась и прыснула:
– Понятно для чего.
– И все же?
– Во-первых, мама нас родила, выкормила, воспитала, научила всему, что сама умела. Во-вторых, мама – это человек, который тебя любит несмотря ни на что. Даже если ты бесишься, как коза хромая… Потом мама отдает тебе еду получше, заботится, чтобы не замерз никто, чтобы дети друг друга не обижали и вообще. Когда болеешь, ухаживает, от постели не отходит, и просто пожалеет, когда тебе плохо.
Бровь Эдэра удивленно изогнулась:
– А ей самой в этом какой резон?
Ознакомительная версия.
