— Силы ада, — пробормотала Лью с навернувшимися слезами. — Опять…
— Хороша, хороша, — сказал Старший, улыбаясь. — Невезучая только. И ещё наивная. Молодо-зелено.
— Ну давай, убей же меня! — огрызнулась Лью, но Старший сгреб её в охапку, поднял с земли, прижимая к себе сильно и грубо, и сообщил, усмехнувшись:
— Я передумал.
Потом Старший целовал её, она дралась, перестала драться, обвила руками его шею, плакала, стирала слезы щекой Старшего и спрятала лицо у него на груди. И Ра видел именно то, что нельзя видеть вообще никому — не сумев найти в себе силы вовремя уйти.
Он снова думал о трагической любви. А что ещё ждать от жизни, когда у тебя в родне пара сумасшедших, чья жизнь годится в темы для баллады?
Ра жалел только, что это нельзя рассказать. Его собственные волнения и душевные смуты показались мелкими и далёкими перед теми, кто строил судьбу, выдирая целые страницы из Небесной Книги.
Ра возвращался в свои покои в смятении чувств — и его вернуло на землю внезапное появление на пороге Третьего.
Третий Брат стоял, прижимаясь к дверному косяку. В темноте его лицо показалось Ра белым, как бумага.
— Ты не спишь? — удивился Ра.
— Змеи, — сказал Третий хрипло. — Я хочу остаться с тобой. В маленькой спальне, где я спал — змеи, светящиеся змеи…
Ра передернуло. Он схватил Третьего за руки — и его обдало влажным жаром. Третий вцепился в рукава Ра, пошатнулся и чуть не упал.
— А, проклятие, — прошептал Ра в ужасе. — Слушай, драгоценный, я думал, твоя лихорадка прошла ещё до свадьбы Старшего…
— Да, — Третий кивнул и снова кивнул, блестя глазами; Ра теперь ощущал, как дрожат его пальцы. — Я в порядке. Но всюду эти змеи…
И единственное, что Ра догадался сделать — это усадить Третьего на свою постель, почти силой. А больше ничего сделать было нельзя: зимняя лихорадка — такая простая вещь, потрепав несколько дней, она постепенно проходит сама собой… если не возвращается.
А если возвращается — то, может статься, уходя, заберёт с собой. Об этом Ра слышал много раз, но до сих пор не видел — и даже в страшном сне не мог увидеть, что такое случится с Третьим. А что сделаешь? Горячий отвар чок с акациевым сиропом? Натереть ступни козьей шерстью? Обернуть зеркала красной материей? Зажечь курительные свечи, отгоняющие демонов? Разбудить Мать? Послать пажа в город за врачом с патентом Государя? Поехать самому, немедленно?
Врач приедет к полудню, может быть, застанет Третьего в живых, послушает его дыхание и велит заварить чок с сиропом акации…
— Останься здесь, — сказал Ра Третьему и вышел, чтобы разбудить слуг. И это было очень некстати, из-за безумных игр Старшего и Госпожи Лью — но на счастье Ра дикарь, паж Госпожи Лью, проснулся сам собой.
— Согрей воды, — сказал ему Ра, чувствуя намек на облегчение оттого, что кто-то из старших — пусть дикий горец — находится поблизости. — Скорее. Мне надо.
И рассказал, зачем надо, пока вода в котле не зашумела, как ветер в кронах деревьев…
* * *
Запись N87-03; Нги-Унг-Лян, Кши-На, особняк Л-Та.
Вот чего мне не хватало.
Умирающего мальчишки из Семьи, где я служу. Едва ли не сразу после свадьбы. Везуха.
Вот же не спалось мне этой ночью! Во-первых, какое-то странное напряжение чувствовалось между Н-До и Лью, чертовщина какая-то. Злые искорки в глазах, улыбки непонятные и тоже недобрые…
Мне кажется, что эта сладкая парочка всё-таки не срастается. Что Н-До со своим норовом уже жалеет, что взял чужую девчонку, а Лью тихонько бесится от осознания этого. Мне хочется за ними присматривать, тем более, что вечером они не то, что отсылают меня, а прямо-таки гонят от себя.
И Лью смеётся и краснеет, и в глазах те же чёртики. Я боюсь за неё: всё-таки она — мой ближайший знакомец в этом мире. Из опаски шпионю.
Я наблюдаю, правда, издалека, всю эту компанию ночью в саду: Ра, озабоченного подростка, который вечно смотрит на Лью голодными глазами, а сейчас шпионит вместе со мной, саму Лью и Н-До. Мои юные голубки воркуют на повышенных тонах в беседке за домом, а потом рубятся на боевых мечах.
Выглядит ужасно. Слишком уж напоминает спровоцированную попытку убийства — но Н-До, вроде бы, остывает в последний момент, когда Лью уже обезоружена. А может, его просто возбуждают драки, как и полагается здешнему парню, заклиненному на убийствах: то, что происходит дальше, изрядно похоже на изнасилование — и я мучительно не знаю, ввязаться ли, оставить ли всё, как есть…
В конце концов, решаю, что следует соблюдать букву устава Этнографического Общества: не участвуй в жизни аборигенов, устраняйся и наблюдай, пока это возможно. Всё, что я делаю — это убеждаюсь, что жизни Лью непосредственная опасность, вроде бы, не грозит. После — отправляюсь спать с тяжёлым сердцем.
Задремать не успеваю: Ра выскакивает в коридор, ведущий в людскую. В людской у меня угол, который я делю с горбуном и двумя молодыми конюхами; слуги спят, я выхожу узнать, что случилось.
И узнаю. Ма-И, Третий Брат, вот-вот кончится от осложнения зимней лихорадки.
Дьявольщина.
Зимняя лихорадка — инфекционное заболевание. Возбудитель — вирус, несколько родственный вирусу земного гриппа. Болезнь протекает довольно легко — если не даст осложнение на дыхательные пути. В последнем случае смерть — совершенно обыкновенное дело: в поражённых лёгких начинается тяжёлый воспалительный процесс, горлом идет кровь с гноем, дышать всё труднее — и приветик.
Ра идет со мной на кухню, приносит сироп, приносит лепестки для заварки — роняет крышечку от сосуда с сиропом, руки у него трясутся, а на глазах слёзы. Надо думать…
Мне хочется отослать его. Он тоже элементарно может заразиться.
— Господин Ра, — говорю я, — тебе надо поспать. Ты ничем не поможешь.
— Я пойду к Третьему, — говорит Ра. — Он один.
И исчезает быстрее, чем я успеваю возразить.
Я завариваю "простудный" чай, приторно пахнущий — то ли на анис похоже, то ли на корень солодки. Капли датского короля… Думаю.
Вольно мне было корчить Эскулапа в деревне А-Нор! Я достаточно знаю физиологию аборигенов, чтобы вправлять вывихи, останавливать кровь и заговаривать зубы. Но тут вышел другой случай.
Смертельная болезнь. Местные не знают способов лечения; тот, кто подцепил эту дрянь, предоставлен сам себе. Медицина в Кши-На среднепродвинутая, для такого уровня развития цивилизации — весьма неплохая, но, приблизительно понимая, что такое бактерия, и отменно обращаясь с ранами, здесь ещё понятия не имеют, что такое вирус.
Хуже того: я тоже не знаю, что делать.
