— Собственно, это я и имел в виду, ваше превосходительство… — трансваалец, не поднимаясь со стула, обозначил в сторону адмирала с губернатором поклон. — Я раньше не знал, что местные жители доверились покровительству Франции и надеются на её защиту. А раз так — любые компромиссы и, не побоюсь этого слова, полумеры в этом вопросе приведут лишь к подрыву вашего авторитета в их глазах!
На лице губернатора было ясно написано, в какое именно место он предпочёл бы засунуть надежды афаров, а заодно и прочих обитателей берегов залива Таджура — но сказать об этом вслух он, конечно, не мог.
— Мы до последнего времени надеялись, что мсье Ашинофф с его les cosaques покинут побережье и двинутся вглубь материка, в коренную, так сказать, Абиссинию. Однако теперь их намерения стали очевидны всем — как и те безобразия, которые они творят в отношении чернокожего населения.
Ещё один полупоклон — и снова, отметил капитан Ледьюк, не отрывая седалища от стула. Положительно, чем-чем, а излишней угодливостью этот гость из южноафриканского вельда не страдает…
— Вы предвосхитили мою мысль, ваше превосходительство! — снова заговорил трансваалец. — Я как раз недавно вернулся из поездки по окрестным афарским селениям и немало наслушался о насилиях, чинимых этими самыми казаками. А в одной деревне я оказался, когда там хоронили убитых — представьте, русские бандиты напали на пастухов, угнали скот и убили несколько человек! Конечно, ни о какой торговле речи быть не могло; я дал семьям погибших немного денег, чтобы как-то поддержать в постигшем их несчастье, а когда собирался назад — вождь собирал всех мужчин, способных носить оружие.
— Вот как? — теперь в голосе губернатора прорезалось беспокойство. — Если эти черномазы… эти несправедливо обиженные бедняги в ответ нападут на русское поселение, я не смогу их за это винить. Но беда в том, что они прольют свою кровь понапрасну — казаки прекрасные бойцы, их много, все с ружьями и револьверами. Положительно, наш долг — предотвратить эту бессмысленную бойню. Благодарю вас, мсье Вриз, что поставили меня в известность…
Он повернулся к сидящему ему рядом майору иностранного Легиона, который, насколько было известно Ледьюку, командовал двумя ротами Иностранного Легиона, составлявшими гарнизон Обока.
— Мсье Обервиль, вы можете послать офицера с десятком верховых солдат, чтобы убедить вождя отказаться от его замыслов? И учтите, это надо сделать мирно, не прибегая к насилию — я не хочу портить отношений с афарами!
— Простите, что вмешиваюсь, ваше превосходительство… — снова заговорил трансваалец. — Я уверен, что ваши легионеры неплохо ездят верхом, только вот догнать воинов-афаров во время дальнего перехода по саванне не удавалось ещё никому — ни на своих двоих, ни на четырёх копытах. А если учесть, что они отправились в путь не меньше десяти часов назад — ваш отряд рискует прибыть на место ровно к тому моменту, когда надо будет уже не удерживать стороны от кровопролития, а собирать трупы!
Губернатор задумался.
— Пожалуй, вы правы, мсье Вриз. Но сделать что-то всё же необходимо!
— Можно послать «Пэнгвэн» — предложил адмирал Ольри. Он, похоже, был раздосадован тем, что столь важный вопрос обсуждается без его участия. — Авизо доставит вашего посланника в Сагалло достаточно быстро, чтобы ваш офицер смог вмешаться и предотвратить бойню. А флаг Франции под гафелем военного судна, надеюсь, придаст его словам не меньше убедительности, чем винтовки ваших легионеров!
— Отличная мысль, мсье! — кажется, машинально отметил Ледьюк, губернатор пришёл в восторг от предложения адмирала. — Только вот… авизо, если я не ошибаюсь, самый маленький из ваших кораблей?
— Так и есть. Но не стоит сомневаться, его команда отлично справится с поставленной задачей! Великое дело — припугнуть жалкую кучку казаков и прочего русского сброда, у которых и пушек-то нет!
Прозвучало это браво, и кое-кто из сидящих за столом даже изобразил кончиками пальцев аплодисменты. Неудивительно, подумал Ледьюк, ведь карьера адмирала начиналась ещё во времена Восточной кампании 1854−55 годов, когда безусый гардемарин Жан-Батист Ольри служил на линейном корабле «Фридланд» и вместе с ним принимал участие в бомбардировке русского порта Одесса и блокаде Севастополя, и русских он с тех пор на дух не переносил — несмотря на то, что те стали до некоторой степени союзниками Франции в недавней войне с англичанами.
Однако, губернатора не оставляли сомнения.
— И всё же, мне было бы спокойнее, если бы вы отрядили для этой миссии корабль помощнее. Скажем, ваш крейсер, мсье…э-э-э… Ледьюк, я не ошибся?
— Нисколько, ваше превосходительство. — почтительно отозвался капитан, несколько задетый «забывчивостью» сухопутного начальства. — Пьер-Жорж Ледьюк к вашим услугам. Но, боюсь, выполнить этот приказ я не смогу — на «Вольту» надо ставить новый винт взамен поломанного, а это процесс небыстрый.
— В конце концов, эскадрой командую я! — адмирал наконец вышел из себя. — И если я говорю, что «Пэнгвэна» достаточно, значит так оно и есть! Мсье Вернлен, — обратился он к лейтенанту, командиру авизо, — мне неприятно вырывать вас из-за этого замечательного стола, но увы, долг не ждёт. Отправляйтесь на свой корабль и готовьтесь, как только посланник мсье губернатора, прибудет на борт, сразу же сниматься с якоря!
Лейтенант, почти юноша, не старше лет двадцати, с готовностью вскочил, едва не опрокинув свой стул. Лакей кинулся на помощь, уронив при этом поднос; осколки хрусталя со звоном разлетелись по мраморному полу, и никто, ни один из сидящих за столом — кроме капитана второго ранга Пьера-Жоржа Ледьюка — не заметил удовлетворённой улыбки, на миг озарившей мрачную физиономию мейстера ван дер Вриза.
* * *
Абиссиния,
поселение «Новая Москва»
— Разбирайте! Недельной свежести пресса, Семикозов доставил вчера из Адена. Только чтобы всё, до листочка, вернули в целости, я их атаману обещал…
На стол легла внушительная пачка газет. Матвей вытянул шею, присматриваясь — верхняя была на итальянском, которого он ни знал ни единого слова. Свежую прессу доставил боцман Семикозов — тот самый шкипер арабской каботажной посудины с русским экипажем. Судёнышко, именуемое «Зам-Зам» (бог знает, что это означает в переводе с арабского) раз в де недели бросало якорь в крошечной бухточке напротив крепости Сагалло. На берег спускали ящики, тюки со всякими полезными вещами, приобретёнными для поселенцев в Адене; вечером в честь прибывших устраивали праздник, неизменно сопровождающийся обильными возлияниями, а наутро «Зам-Зам» снимался с якоря. Перед отплытием Семикозов получал из рук Ашинова внушительный список заказов, пачку ассигнаций и большой, облепленный сургучными нашлёпками конверт от Остелецкого. Конверт предназначался командиру канонерской лодки «Бобр» капитану второго ранга Сергею Ильичу Казанкову — Митяй не поленился выяснить это у боцмана Семикозова, во время вечерних посиделок. Заодно он узнал, что «Бобр» сейчас в Адене, несёт стационерную службу, и это по распоряжению Казанкова боцман совершает регулярные рейсы в Новую Москву — причём главным грузом являются как раз депеши, которыми кавторанг обменивается с Остелецким.
Каждый раз вместе с депешей от командира канонерки Семикозов передавал штабс-капитану пачку газет и журналов на разных языках — по большей части, английском и французском и турецком. Русские попадались редко — однако это была единственная ниточка, связывающая Новую Москву с внешним миром, так что любой печатный листок, доставленный оттуда, поселенцы зачитывали до дыр. Для этого они обращались к «рекрутам», знавшим иностранные языки — три-четыре вечера после отплытия «Зам-зама» Матвей и его товарищи усаживались в окружении небольшой, в два-три десятка человек, аудитории и читали, с ходу переводя, статьи из парижских, лондонских, александрийских газет. Сегодня им предстояло то же самое, и Матвей, давно уже смирившийся с этой «общественной обязанностью», только вздыхал украдкой — занятие это было невыносимо скучным, поскольку повторять одно и то же приходилось по несколько раз, да ещё и отвечать на вопросы не слишком образованных слушателей. Особенно когда попадалась статейка о Новой Москве, об Ашинове — такие чаще всего мелькали на страницах французских изданий, и далеко не всегда были доброжелательными. А в последнее время их тон стал откровенно насмешливым, если не сказать — оскорбительным…
